Свидетельства против друга

Суицид после посещения полиции требует независимого расследования

Визит в полицейский участок может оказаться роковым не только для подозреваемого, но и для свидетеля. Даже если он оттуда вышел целый и невредимый. Ведь психологическая травма хоть и невидима, но не менее болезненна, что не всегда удается пережить.

Наркотики в гараже

Зизи Эдзгверадзе обратилася с жалобой в Страсбург после того, как не смогла добиться правды о причинах смерти своего мужа. Они так и остались невыясненными, хотя ничто не предвещало трагедии.

В июле 2013 года друг ее мужа — Г.М. — был задержан по подозрению в хранении каннабиса: рядом с его автомобилем был найден пакет, а сама машина находилась в ремонтной мастерской, где работал муж (М.М.). Он вместе с Г.М. отправился в отделение полиции для дачи показаний.

Согласно протоколу, допрос мужа в качестве свидетеля длился почти полтора часа. Он подтвердил, что пакет содержал наркотик, и что друг показал его, прежде чем выбросить, завидев полицейских. Он также заявил, что Г.М. должно быть намеревался дать ему это вещество, поскольку он время от времени употреблял каннабис, в последний раз — 10 дней назад. Однако тест не подтвердил, что М.М. употреблял наркотики, и его отпустили.

На следующее утро муж рано ушел из дома. Как потом расскажут друзья, которым он позвонил, мужчина решил покончить жизнь самоубийством на «Тбилисском море». Жена и трое друзей отправились на его поиски.

Около полудня они позвонили в службу экстренной помощи, заявив, что муж пропал без вести в Тбилисском море, и попросили помощи полиции в его розыске. Когда патрульные прибыли, им сообщили о намерении М.М. покончить жизнь самоубийством. Женщину отвезли в отделение, чтобы принять от нее заявление.

Вскоре прохожий нашел труп М.М. свисающий с дерева у берега моря и позвонил в полицию. Осмотр места происшествия не выявил каких-либо подозрительных предметов, и тело передали на экспертизу. В тот же день возбудили уголовное дело по подозрению в подстрекательстве к самоубийству.

40 минут в неизвестности

Г.М. пояснил на допросе, что ни к нему, ни к М.М. физическое насилие не применялось, и что «большую часть времени» в отделении полиции последний находился в зоне его видимости в открытом кабинете. Правда, его выводили из комнаты минут на 20 в другой кабинет. Также куда-то примерно на 40 мин. отвели и М.М., но по возвращении у него не было никаких признаков физического насилия. Позднее, Г.М. отметил, что М.М. вряд ли написал бы это заявление добровольно.

Вдова также дала показания следователю, отметив, что, по словам мужа, в участке он подвергался словесным и физическим оскорблениям, чтобы заставить его дать показания, изобличающие друга. Правда, позднее, уточнила, что слышала это не от него, а от своего мужа. Но при этом подчеркнула, что у М.М. не было никаких психологических или материальных проблем, которые могли бы подтолкнуть к суициду.

Судебно-медицинский эксперт пришел к выводу, что имеющиеся незначительные повреждения вряд ли могли быть следствием стороннего насилия. Скорее, они возникли в тот момент, когда М.М. готовился к самоубийству.

Все полицейские, которых допросили, утверждали, что никакого давления на М.М. никто не оказывал, и что его не выводили из открытой части офиса, а просто отвели в дальний угол. И все утверждали, что он покинул участок в нормальном расположении духа, не проявляя каких-либо признаков переживаний.

Правда, это не совпадало с показаниями коллег по работе. Они отметили, что после допроса М.М. вернулся в гаражно-ремонтную мастерскую в довольно возбужденном состоянии и сообщил, что его избили сотрудники милиции, заставившие его дать изобличающие показания против Г.М. Хотя на теле видимых травм не заметили. А одна припомнил, что М.М. позвонил ему рано утром и сказал, что не сможет жить с «опальным» именем и что уже попытался утопиться в Тбилисском море, но теперь планирует повеситься.

Потом где-то на 1,5 года следствие заглохло. И лишь в марте 2016 года прокурор констатировал отсутствие состав преступления и закрыл расследование.

Жена попробовала обжаловать это решение, ссылаясь на формальность следствия, но суд отказал в этом, поскольку по закону постановление о прекращении расследования может обжаловать только лицо, имеющее статус потерпевшего, тогда как она проходила как свидетель.

Версии без следствия

В решении от 20.01.2022 по делу «Edzgveradze v. Georgia» Европейский суд по правам человека отметил, что власти все же провели некоторые следственные действия, чтобы установить возможную причинно-следственную связь между допросом М.М. в участке и его самоубийством. Однако, соответствующий министерский приказ предусматривал, что преступления, предположительно совершенные сотрудниками полиции, должны были расследоваться прокуратурой, а не генеральной инспекцией Министерства внутренних дел. Лишь 2 месяца спустя расследование было передано по назначению — как раз на основании более раннего заявления жены о связи допроса М.М. и его суицида.

ЕСПЧ напомнил, что ст.2 Конвенции о защите прав человека и основоположных свобод не требует, чтобы лица и органы, ответственные за расследование, пользовались абсолютной независимостью. Скорее, чтобы они были достаточно независимы от структур, которые могут быть причастны к преступлению. А в данном деле ряд важных следственных мероприятий, в том числе допрос полицейских, причастных к событиям, провели следователи органа, институционально, хотя и не иерархически, связанного с полицией.

Суд учел, что, по утверждению властей, независимость ГИ МВД доказывается тем фактом, что в 2013 году проведенные ею расследования привели к судебному преследованию должностных лиц министерства. Поэтому в Страсбурге прежде всего взялись за оценку того, было ли расследование достаточно тщательным. А с эти как раз обстояло не так гладко.

Так, прокурор принял во внимания только часть показаний Г.М., опустив упоминание о том, что М.М. вывели из комнаты примерно на 40 мин. Показания полицейских, отобранные следователями из ГИ МВС, прокурор принял без повторного допроса, и в них прямо не упоминалось об этом элементе версии Г.М.

Кроме того, не были отображены заявления, полученные прокурором от соседки вдовы. Она утверждала, что якобы М.М. в полиции показали некие скрытые записи, что и побудило его дать показания против друга. Но и эта версия не была исследована прокурором.

Высокие судьи подчеркнули, что в обязанность властей входит выяснить, что произошло, в том числе путем принятия всех разумных мер для обеспечения доказательств, касающихся инцидента. Более того, наиболее заметным даже для судей в Страсбурге, пробелом был тот факт, что следствие не выдвинуло никакой гипотезы о том, почему человек, ранее не имевший суицидальных намерений или психологических проблем, совершал самоубийство вскоре после общения с полицейскими (см., с соответствующими изменениями, п.69 решения от 4.04.2006 по делу «Сергей Шевченко против Украины»).

В свете вышеизложенного Суд заключает, что расследование властями обстоятельств самоубийства мужа заявительницы было недостаточно тщательным, что подорвало его общую эффективность. Таким образом, имело место нарушение процессуального аспекта ст.2 конвенции.

В качестве хоть какого-то утешения, вдове теперь должны выплатить 3000 евро компенсации, хотя она просила 25 тыс.