Почем опий для народа?

Как обеспечить справедливость, если в суд не пришли ключевые свидетели

Свидетель преступления — ключевая фигура для обвинения. Но как быть, если он сам далеко не безгрешен и предпочитает не светиться в суде? Или же из-за личных связей с обвиняемым решает исчезнуть из поля зрения? В Страсбурге пояснили, может ли приговор строиться на настолько шатких доказательствах.

Неудавшиеся наркодиллеры

Бывшему следователю Михаилу Чернике были предъявлены обвинения в краже опия, изъятого как вещественное доказательство в деле, которое он расследовал. Согласно материалам дела, опий был выкачан из банки, в которой хранился, а затем следователь разбавил оставшуюся жидкость.

Чтобы продать наркотик, он якобы обратился к своей знакомой Н.Ш., и та предложила привлечь к этому В.Г. и И.С., как раз приехавшим в Луцк из Крыма. Первый отказался от такого «бизнеса», а второй взял банку с собой. Но, как потом показали эти свидетели, по дороге он посветил в планы попутчика и тот убедил, что это может быть подстава. Поэтому опий они якобы выбросили. А когда к ним приехал курьер за деньгами, мягко объяснили, куда ему следует направиться.

В ходе предварительного следствия проводились очные ставки между свидетелями и уже бывшим следователем. Потом, уже в суде, Н.Ш. подтвердила свои показания. А вот крымских курьеров доставить в суд не удалось: Служба безопасности сообщила, что не смогла их найти. Поэтому в суде были зачитаны их показания на предварительном следствии.

В августе 2008 года, т.е. спустя 3 года после ареста, М.Черника был признан виновным в краже и незаконном хранении большого количества наркотических средств с целью продажи и приговорен к 8 годам лишения свободы с конфискацией имущества.

Однако Апелляционный суд Волынской области отменил это решение на том основании, что свидетели не были допрошены непосредственно в суде, а информация о причинах отсутствия в деле не было.

На повторный слушания под председательством другого судьи уже не явилась и Н.Ш. Суд снова дал поручение найти свидетелей и обеспечить их явку. Но в сентябре 2009 года СБУ предоставила справку, что оба крымчанина больны на открытую форму туберкулеза и госпитализированы. Согласно медицинскому заключению, путешествие за 1000 км негативно скажется на их состоянии и небезопасно для окружающих. А Н.Ш. вообще как в воду канула, в переносном, разумеется, смысле.

Тогда суд объявил, что три ключевых свидетеля не явились по неизвестным причинам и допросил коллегу М.Черники. Тот сказал, что Н.Ш., которая оказывала сексуальные услуги, была дружна с последним, и назвал улицу, на которой она работала. Допросили «коллег» Н.Ш., которые сказали, что жили с ней в одной квартире и слышали разговоры между Н.Ш. и В.Г, а также Н.Ш. и М.Черникой о наркотиках.

Одна из них подтвердила, что последний рассказал Н.Ш., что у него есть некоторые наркотики, изъятые по уголовному делу, которое он расследовал, и он хотел бы их продать. На что Н.Ш. ответила, что у нее есть друзья в Крыму, которые смогут это сделать. Затем она видела двух крымчан, которые несколько раз посещали квартиру Н.Ш.

Исходя из этих показаний, суд снова приговорил бывшего следователя к 8 годам тюрьмы. Показания отсутствующих свидетелей были признаны достоверными, поскольку они соответствовали друг другу.

В апелляции, напротив, подчеркивалось, что показания отсутствовавших свидетелей не заслуживали доверия. Кроме того, ни один из свидетелей не были привлечены к ответственности за торговлю наркотиками, хотя сами же утверждали, что покупали их у следователя. Но ни апелляционный, ни Верховный суды не сочли эти аргументы убедительными. Приговор остался в силе.

Отсутствие «противовесов»

Несколько иного мнения были судьи Европейского суда по правам человека. В решении от 12.03.2020 в деле «Chernika v. Ukraine» отмечается, что показания трех свидетелей были центральными в деле, поскольку они были единственными непосредственными участниками противоправной деятельности, в которой обвинялся М.Черника. В то время как другие лишь слышали дискуссии о возможной сделке с наркотиками, но не знали ее подробностей. Все другие доказательства против обвиняемого сводились к тому, что он имел возможность совершить преступление, поскольку имел доступ к наркотикам и общался с отсутствующими свидетелями. Таким образом, ЕСПЧ посчитал, что именно показания последних были «решающими» в том смысле, что, вероятно, определяли исход дела.

Да, власти предоставили стенограммы заседаний суда первой инстанции, на которых обсуждались усилия по вызову свидетелей. Но не были предоставлены документы из полиции, прокуратуры и СБУ, описывающие собственно поиск свидетелей. То есть так ли их искали, как они прятались.

В частности, правоохранительные органы оказались не способны в принципе найти Н.Ш. Хотя в ходе повторного судебного слушания свидетель указал, на какой улице она работает, нет никаких признаков, что власти пытались ее там найти. Соответственно, для ее отсутствия на повторном процессе не было веских оснований. (Похоже, в Страсбурге спутали Луцк и Амстердам, решив, что свидетель указал улицу, где Н.Ш. снимала клиентов, в качестве адреса ее офиса).

Что касается крымских свидетелей, то ЕСПЧ не нашел информации о том, почему их не было на первом процессе. Мол, они же не сразу попали в больницу, как только вернулись на полуостров. Поэтому в Страсбурге напомнили, что справедливость судебного разбирательства зависит от весомости показаний отсутствующего свидетеля. Чем важнее они, тем больший вес должны иметь «противовесы», которые обеспечены обвиняемому.

В данном деле, как отмечает Суд, таковыми были:

возможность дать свою версию рассматриваемых событий, поставить под сомнение достоверность показаний отсутствующих свидетелей и указать на непоследовательность в их показаниях;

наличие дополнительных подтверждающих доказательств;

участие в очных ставках со всеми тремя свидетелями в ходе предварительного следствия и возможность провести перекрестный допрос Н.Ш. в ходе первого судебного процесса.

Без веских оснований

Что касается первого фактора, ЕСПЧ отмечает, что заявитель имел возможность в ходе внутреннего разбирательства представить свою версию событий и поставить под сомнение достоверность отсутствующих свидетелей. Тем не менее, такая возможность сама по себе не может рассматриваться как достаточный уравновешивающий фактор для компенсации недостатка защиты, вызванного отсутствием свидетелей.

Что касается второго фактора, хотя дополнительные доказательства были доступны, они имели бы ограниченную ценность без показаний трех ключевых свидетелей.

Возможность встретиться со свидетелями на стадии досудебного производства перечеркивалась отсутствием доступа к доказательствам в материалах дела. Следовательно, такая возможность сама по себе была не адекватна в качестве процессуальной гарантии.

Наконец, судья, который в конечном итоге признал заявителя виновным, не имел возможности лично допросить любого из трех основных свидетелей обвинения. Он также не имел в своем распоряжении даже видеозаписи их заявлений, хотя внутреннее законодательство предусматривало такую возможность, что могло обеспечить важную дополнительную гарантию.

Таким образом, власти не смогли показать, что имелись веские основания для отсутствия свидетеля Н.Ш. на повторном слушании. Также не было продемонстрировано наличие особенно строгих гарантий для обеспечения надлежащего понимания показаний этих трех свидетелей новым судьей для обеспечения справедливости разбирательства. Соответственно, имело место нарушение §1 и п. «d» §3 ст.6 конвенции.

Так что теперь, похоже, судам придется заново провести этот процесс, а казначейству — заплатить адвокату заявителя 1500 евро в качестве покрытия судебных издержек. Впрочем, через 15 лет вероятность найти свидетелей по данному делу, да еще и в Крыму, задача из разряда невыполнимых.