«Институт адвокатуры — сильная структура, способная заставить чиновников выполнять законы»
Облегчил ли новый Уголовный процессуальный кодекс жизнь адвокатам? Как решить извечный конфликт между адвокатом и следователем? На какие нарушения в деятельности защитников чаще всего жалуются их клиенты и правоохранители? На эти и многие другие вопросы в интервью «ЗиБ» ответила Анжелика СИЦКО — один из самых опытных в Украине адвокатов-криминалистов, которая сегодня представляет две ипостаси — руководителя практики уголовного права Юридической фирмы «Гвоздий и Оберкович» и члена КДКА Киевской области.
«Нарушения прав адвокатов были всегда»
— Давайте начнем с того, о чем с конца прошлого года говорит все адвокатское сообщество, — с массовых нарушений прав адвокатов. В последнее время было несколько случаев, когда без представителей СА в отношении защитников проводились процессуальные действия, те же обыски. По вашему мнению, почему это происходит и как бороться с такими проявлениями?
— Исторически так сложилось, что адвокат — не очень желательный для правоохранительных органов участник уголовного процесса. Понятно, что он пытается максимально, всеми законными способами защитить своего клиента, и тем же следователям это может не нравиться. Поэтому адвокатура не всегда позитивно воспринимается органами досудебного расследования. Это проблема не только Украины, но и многих других государств.
Долгое время адвокат у нас был предоставлен самому себе: сам себя обучал, сам себя защищал, сам пытался каким-то образом реализовать данные ему законом гарантии. Когда нет какой-то команды, какого-то института, который бы тебя защищал, трудно добиться, чтобы тебя уважали в первую очередь как представителя адвокатуры.
Но когда в 2012 году был принят закон «Об адвокатуре и адвокатской деятельности» и благодаря ему появилась Национальная ассоциация адвокатов, перед ней были поставлены те цели и задачи, которые раньше каждый адвокат должен был реализовывать самостоятельно. Этот орган обязан защищать адвоката, обучать его, следить за тем, чтобы установленные законом гарантии реализовывались в полном объеме, и вести соответствующий реестр, чтобы адвокатское сообщество имело некую, так скажем, форму. В рамках данного органа для реализации этих задач и был создан комитет защиты прав адвокатов. Создали его, на мой взгляд, для того, чтобы были люди, ответственные за то, чтобы права и гарантии адвокатской деятельности действительно реализовывались на практике. Теперь все знают, куда можно обратиться за помощью.
А нарушения прав адвокатов были всегда. Просто раньше не было централизованного органа, куда можно было пожаловаться. Поэтому общество, как правило, просто не знало об этих нарушениях. Конечно, резонансные дела, связанные, например, с избиением адвокатов, могли стать достоянием общественности…
— То есть вы считаете, что никакого вала нарушений сейчас нет, просто люди стали больше о них узнавать благодаря тому, что в Украине появились органы адвокатского самоуправления?
— Да. Просто тогда некому было тебя защитить. Некуда было обратиться. Приходилось защищаться своими силами. То же самое касается и обучения адвоката. Раньше адвокат должен был учиться самостоятельно. В принципе он и сейчас обязан повышать свою квалификацию. Но при этом уже появился орган, который в этом поможет, который должен организовывать семинары, давать какие-то методические разъяснения законодательства и т.д. Это уже приобретает более серьезный, системный характер.
Будем говорить откровенно. Как рассуждает правоохранитель? «Ну не допущу я адвоката к проведению следственных действий и что с того? Мне за это все равно ничего не будет». Но когда есть определенные законы, есть орган, который может выступить в твою защиту, все меняется.
Мое мнение: из-за того, что наконец-то появился такой орган, из-за того, что адвокатура начала обретать свое лицо, стали всплывать все эти нарушения, допускаемые в отношении адвокатов. Думаю, что при четкой позиции органов адвокатского самоуправления, резкой реакции с их стороны на каждый случай, при обращениях в суд, в прокуратуру, отношение к нам постепенно изменится. Но, думаю, для этого должно пройти какое-то время.
— Справляются ли созданные при советах адвокатов комитеты защиты прав адвокатов со своей задачей?
— Думаю, да. Предоставленный законодательством инструмент реализуется в полном объеме и иногда даже сверх того. Я знаю, что судьбой адвоката, попавшего в беду, интересуются, в случае необходимости находится специалист, который поможет ему получить юридическую помощь. Органы адвокатского самоуправления доводят до сведения руководства правоохранительных органов, что происходит в рядах стражей порядка. Пройдет время — и таких нарушений однозначно будет меньше.
Сейчас налицо позитивная тенденция, и уже заметно, как изменилась правоприменительная практика. В лексиконе адвокатов появились новые термины, и защитники, и суды стали чаще апеллировать к практике Европейского суда по правам человека, появилось больше процессуальных инструментов обеспечения прав человека.
— Вы давно занимаетесь уголовной практикой. А были ли у вас случаи, когда нарушались предоставленные вам законом права и каким образом удавалось выходить из такой ситуации?
— В моей практике было два таких случая. И оба раза мне удавалось решить проблему мирно. Люди бывают разные: некоторые, столкнувшись с каким-то нарушением, могут вспылить или вообще уйти, а есть люди более гибкие, которые пытаются найти мирный выход из ситуации. Я отношу себя ко второй категории, стараюсь избегать конфликтных ситуаций, даже если меня провоцируют.
Например, однажды меня не пускали к моему подзащитному, а я знала, что он сейчас находится в этом помещении и с ним ведут следственные действия. Сотрудники милиции были настроены агрессивно, и мне нужно было что-то придумать, чтобы увидеть своего клиента. Тогда я попросила, чтобы меня пропустили в дамскую комнату. Это дало мне возможность попасть в кабинет руководителя. А там я попыталась поговорить с ним по-человечески, сказала: «Я что, страшная, злая, вооружена до зубов? Я здесь одна, а за вами — целая государственная машина. Чем я могу помешать вашему расследованию, если буду действовать в рамках закона?» В итоге он со мной согласился, и меня сразу же допустили к подзащитному.
Думаю, это произошло, потому что я зашла без агрессии, попыталась найти общий язык с человеком. Таким образом очень часто можно решать спорные вопросы. Для меня было важнее всего именно в тот момент попасть к подзащитному, и я этого добилась. А если бы начала жаловаться, писать куда-то и т.д., неизвестно, увидела ли бы я его и на следующий день.
Вообще, в спокойном рабочем процессе, без лишних эмоций, можно добиться лучшего результата. Когда я училась в университете, у меня был преподаватель, на тот момент прокурор. Он как-то нам сказал: «Дорогие студенты, помните, что психологический климат в вашей работе очень важен. Когда вступаете в процесс, то должны помнить, что не воюете ни с прокурором, ни с судом или с другой стороной, вы просто представляете вашего клиента. Это не ваша война, это ваша работа». Эти слова запали мне в душу и во многом помогали. Все равно мы друг без друга не можем: нравлюсь я следователю или нет, я в процессе так или иначе буду, и независимо от моего желания следователь в нем тоже будет.
«Большое количество жалоб на адвокатов не находят подтверждения»
— Если вернуться к закону «Об адвокатуре и адвокатской деятельности», то следует отметить, что он усилил некоторые гарантии адвокатской деятельности, в том числе значение адвокатского запроса. Как известно, суды уже приняли несколько прецедентных решений в пользу ваших коллег, но в то же время, по словам председателя ВКДКА Валентина Загария, сами адвокаты не очень охотно обращаются в Совет адвокатов для составления протоколов. Что нужно сделать, чтобы эта норма заработала в полную силу?
— Вопрос в том, что во всем нужно идти до конца. Когда защищаешь человека или представляешь его в гражданском, уголовном, административном, хозяйственном деле, то прекрасно понимаешь: все, что делаешь, делаешь не для себя, а прежде всего для клиента. Поэтому, если необходимо получить определенную информацию, ты должен сделать все, чтобы эту информацию предоставили. И если имеют место противоправные действия, нарушения твоих профессиональных прав, ты обязан на это отреагировать, чтобы потом было легче работать. Именно такими внутренними убеждениями нужно руководствоваться, обращаясь в суды по поводу нереагирования на адвокатский запрос.
Пройдет еще какое-то время, и чиновники поймут, что институт адвокатуры — сильная структура, готовая защитить своих членов и способная заставить чиновников выполнять законы. Радует, что первые шаги в этом направлении уже сделаны.
— Каким еще образом закон усилил гарантии адвокатской деятельности?
— Это прежде всего норма о присутствии представителей местных СА при проведении процессуальных действий в отношении адвоката. Более того, закон дал право представителям органов адвокатского самоуправления задавать вопросы участникам следственных действий и свои возражения, замечания указывать в протоколе. А значит, если кто-то с чем-то не согласен, если считает, что действия стражей порядка были противоправными, есть возможность отметить это в документе. И суд уже при принятии решения об источнике полученного доказательства по делу, обязательно обратит внимание, каким образом оно было получено — надлежащим путем или же с нарушением процессуального закона. Для того чтобы в дальнейшем определить, можно ли на основе этого доказательства принимать решение.
Данный институт, безусловно, прогрессивный и необходимый, такого у нас раньше не было. Да, остался один момент: в законе не указываются конкретные сроки — за какое время до проведения обыска должен быть уведомлен орган адвокатского самоуправления. Следует установить какой-то разумный промежуток времени (то есть не 5 и не 15 минут). Думаю, со временем на законодательном уровне все это будет урегулировано. Потому что практика покажет, какие есть недостатки в принятой норме, какие проблемы они порождают и каким образом их следует устранить.
— Вы не только партнер юридической фирмы, но и работаете в органе адвокатского самоуправления — КДКА. На одном из последних заседаний САУ приняты положения, более детально регламентирующие некоторые моменты деятельности местных КДКА. Это как-то облегчило жизнь представителям комиссий?
— Могу сказать о дисциплинарной палате, в которой работаю. В этом случае САУ как раз дал ответы на те вопросы, которые уже породила практика. Например, положение уточняет, каким образом следует заявлять отвод членам дисциплинарной палаты. Есть разъяснение, что отвод должен быть мотивированным. Это не просто каприз: я вас всех не хочу видеть, и все. Отвод касается одного или нескольких членов палаты, которым не доверяют по реальным причинам. Это внесло некоторую ясность в нашу работу.
Установлен и срок, в течение которого после принятия решения о возбуждении дисциплинарного производства нужно рассмотреть жалобу, — 30 дней. Но иногда адвокат болеет или жалобщик болеет. Что делать, если мы не можем уложиться в эти 30 дней не по вине дисциплинарной палаты, а в силу объективных причин? Нам разъяснили, при каких условиях есть возможность отложить рассмотрение дела, а при каких — приостановить. Это — однозначный позитив.
Также член палаты, который не согласен с принятым решением, теперь имеет право выразить особое мнение, изложив его письменно. Это тоже очень важно. Потому что ДП принимает свои решения коллегиально, но кто-то может быть не согласен с каким-то решением и имеет право объяснить почему. В этом я вижу много плюсов. Когда все более прозрачно и понятно, легче работать и тебе, и участникам производства, ведь эти нормативные документы не являются секретными, они в общем доступе, следовательно, каждая из сторон имеет право с ними ознакомиться.
— Остались ли какие-то неурегулированные моменты в деятельности КДКА?
— Думаю, деятельность КДКА будет еще более детально регламентироваться, потому что каждый раз возникают какие-то вопросы, которые сложно самостоятельно урегулировать, и необходима четкая инструкция. Потому что как в юриспруденции не бывает одинаковых дел, так и в деятельности палаты тоже могут возникнуть какие-то нестандартные вопросы. Тогда, наверное, они должны найти свое отражение в решениях САУ, чтобы дисциплинарные палаты по всей Украине действовали одинаково.
— Вы уже больше года работаете в КДКА. Обратили внимание, на что чаще всего жалуются люди?
— Пожалуй, я бы выделила несколько наиболее типичных жалоб. Первый тип — жалобы судей на то, что адвокаты не являются на заседания, не уведомляя о причинах своей неявки. Это очень распространенная ситуация. Второй тип жалоб — нарекания клиентов на завышенные гонорары или их невозвращение. Но это сфера гражданско-правовых отношений, которыми ДП не занимается. Бывают жалобы и от оппонентов адвоката, что вполне естественно.
И хотя КДКА Киевской области достаточно часто заседает, не могу сказать, что наши адвокаты так уж вопиюще нарушают законы. Большое количество жалоб не находят подтверждения. В последнее время у нас часто бывает, что жалобщики сами пишут отказы от жалоб, говорят, что помирились, или объясняют, что действовали под влиянием эмоций.
— На прошлом заседании САУ утвердил проект стандартов оценки качества предоставления БПП в уголовных производствах, была также создана рабочая группа по формированию стандартов оценивания качества предоставления адвокатских услуг в целом. Какими вы видите эти стандарты?
— К сожалению, проект я пока не видела. С удовольствием бы с ним ознакомилась, потому что это работа моих коллег, их видение стандартов, и мне как адвокату это очень интересно.
Полагаю, что стандарты могли бы быть реализованы в форме ряда неких методических рекомендаций о том, как действовать адвокату в той или иной ситуации — как правильно собирать доказательства, правильно их предъявлять, правильно себя вести в процессе в случае возникновения каких-то конфликтных ситуаций — например, как реагировать на некорректное поведение кого-то из участников процесса.
Скорее всего, свод правил больше уместен в уголовной практике, нежели в гражданской. Это мог бы быть алгоритм действий адвоката: какие доказательства он однозначно должен собрать, какие ходатайства обязательно должен заявить. Плюс рекомендации по определению позиции в деле, потому что это очень важно — от позиции зависит исход дела. В уголовном процессе это позиция признания или непризнания вины, частичного признания или вообще полного молчания.
— Во время обсуждения стандартов качества высказывалось мнение, что профессия адвоката — достаточно творческая и неправильно загонять его в какие-то рамки, подходить к нему с единым унифицированным мерилом…
— Я с этим категорически не согласна. Если принимаешь в производство дело, с которым раньше не сталкивался, и находишь рекомендации, что в данной ситуации делать, это облегчает работу. То есть тебе уже дают готовый план действий — какие доказательства собрать, куда направить запросы. Это уже само по себе замечательно. Это огромная помощь.
Тем более, если речь идет о государственных средствах, выделяемых на вторичную бесплатную правовую помощь, необходимо контролировать, насколько эффективно они используются. Понятно, что адвокат не должен просто ходить со своим клиентом на следственные действия или судебные заседания и просиживать там, он должен добиваться результата. Чтобы этот результат был, адвокату нужно дать определенные задания и проверить, выполнил ли он их. Например, подготовил ли материал, характеризующий клиента, собрал ли необходимые доказательства и правильно ли это сделал.
Уверена, что такие рекомендации очень помогут в деятельности адвокатов и что стандартами будут пользоваться не только защитники, оказывающие ВБПП, но и многие другие их коллеги.
«Арестовывать людей суды стали гораздо реже»
— В конце 2012 года был принят такой концептуальный документ, как новый УПК. О нем много говорили и до, и после этого. Вам стало легче работать? Или вы считаете, что УПК еще не начал действовать в полную силу?
— Думаю, что пока не все из задуманного работает. Прошло совсем немного времени, чтобы делать какие-то глобальные выводы. Но изменение вектора движения государства в сторону предоставления больших прав адвокату (например, закрепление в кодексе права самостоятельно собирать доказательства, возможности проведения независимых экспертиз) — это уже прекрасно. Мы теперь можем проводить опрос лиц, фиксировать его результаты и затем ставить перед судом вопрос о их допросе в качестве свидетелей. При этом, самостоятельно опросив свидетелей, сами можем дать четкую оценку, они действительно владеют ценными доказательствами по данному делу или нет.
Конечно, мы еще не находимся в равных условиях с органами досудебного расследования в части собирания доказательств. Этого не стоит отрицать. Нашей самостоятельности и нашим доказательствам не очень рады, что тоже правда.
Еще один позитив — возможность использования фотокопирования в деле. Раньше снять копии можно было только после разрешения следователя. Если у тебя со следователем конфликт, он порой не давал возможности сделать копии материалов, а мог, например, открыв форточки зимой, оставить тебя в холодном помещении, и можно было 2—3 месяца сидеть в таких нечеловеческих условиях и знакомиться с материалами дела, в котором 150 томов. Сейчас право использовать собственную технику при проведении следственных действий очень облегчило жизнь адвокатам.
Конечно, соблюдая кодекс, правоохранители и адвокаты в первую очередь должны думать о том, что за каждым производством стоит судьба человека. Нужно быть очень осторожным и подходить взвешенно, потому что зачастую речь идет не только о самом человеке, но и о его родных, близких. И лично я трактую расширение прав адвокатов как большее уважение к человеку. Уже сейчас видно, что избирать меру пресечения в виде содержания под стражей суды стали гораздо реже.
— Как вы считаете, в уголовном процессе появилась реальная состязательность, обещанная УПК?
— Пока, увы, не появилась. При этом имеет место «принцип неожиданного окончания досудебного расследования». Очень часто бывает так, что твой клиент долгое время пребывает в статусе свидетеля, а потом неожиданно становится подозреваемым. По новому кодексу с момента внесения информации в Единый реестр досудебных расследований и до вручения уведомления о подозрении может пройти сколько угодно времени: дело может расследоваться и 10, и 20 лет, человек находится под подозрением, но при этом пребывает в статусе свидетеля. А потом внезапно следователь сообщает о подозрении и говорит адвокату: «Предъявите собранные вами доказательства». Но сделать это за 3 часа пребывания клиента в статусе подозреваемого физически невозможно. Раньше был четко установлен срок следствия — 2 месяца с момента возбуждения уголовного дела независимо от того, по факту возбуждено дело или в отношении конкретного лица. Этот срок мог продлеваться, приостанавливаться.
Уверена, что со временем такая практика будет искоренена, ведь в ней никто не заинтересован. Должна быть реальная состязательность, и человек действительно имеет право знать, что он является подозреваемым с того момента (как указано в кодексе), когда у следователя появились соответствующие доказательства, дающие ему возможность вручить уведомление о подозрении, а также имеет право знать суть подозрения, а не строить по этому поводу догадки.
Не до конца детализирована работа адвоката по предоставлению правовой помощи свидетелю. Хотелось бы, чтобы она была раскрыта более полно, как это было в старом кодексе. Что делает адвокат, предоставляя правовую помощь свидетелю, в чем она заключается, зачем он вообще нужен свидетелю? Не только ведь для того, чтобы к нему не применялись меры психического или физического воздействия, а в первую очередь для обеспечения права на защиту, чтобы свидетель не оговорил себя, близких родственников. В старом кодексе было четко указано, что адвокат в уголовном процессе может представлять только одного свидетеля. По логике, это правильная норма. Адвокат не может представлять десять свидетелей в одном деле, ведь тогда вообще нивелируется понятие уголовного процесса.
— В неформальной беседе следователи признаются, что стало сложнее — увеличился объем работы, а у подозреваемых и обвиняемых появилось больше прав…
— Я не согласна с тем, что следователям стало сложнее расследовать. Просто часть процессуальных решений сейчас подлежат судебному контролю, то есть их можно реализовать только с разрешения следственного судьи. И это правильно. Есть же следственные действия, касающиеся людей, которые не имеют никакого отношения к этому производству и в дальнейшем могут даже не получить статус свидетеля, но которые по каким-то причинам задействованы в деле. И следователям необходимо доказать необходимость вмешательства в жизнь этих людей, если, например, речь идет об имуществе, находящемся у них на хранении. Так и должно быть.
И конечно же, вопрос об избрании меры пресечения тоже должен решать суд. Здесь речь идет о судьбе, свободе человека. При этом решение следует принимать взвешенно, в присутствии защитника. И мы видим первые результаты такого подхода: людей сейчас берут под стражу гораздо реже. И сами правоохранители говорят о том, что сегодня арестовать человека стало гораздо сложнее. Сейчас нужно доказать, почему он должен находиться именно под стражей.
— А вы заметили, что правоохранители изменили свое поведение, например, стали более обоснованно и взвешенно готовить те же ходатайства об избрании меры пресечения?
— Писать можно что угодно, но решение в любом случае принимает суд. А он в последнее время к ходатайствам стал относиться более требовательно. Не скажу, что ходатайства и об избрании меры пресечения, и о проведении обыска, и о временном доступе к вещам и документам идеально выписаны. Понятно, что ментально мы не можем так быстро перейти на новые правила. Ну и, конечно, есть временные возможности следователя. Поэтому все понимают, почему так происходит.
«Оправдательных приговоров, скорее всего, будет больше»
— В новом УПК появилось много нового. Это и введение должности следственного судьи, и соглашения о признании вины, о примирении и т.д. Вы могли бы выделить новеллу, которая, на ваш взгляд, наиболее прогрессивна и существенно помогает в работе?
— Лично меня больше всего радует возможность обжалования ареста материальных средств, находящихся у третьих лиц. Раньше в этой сфере наблюдались очень серьезные злоупотребления: арестовывали имущество юридических лиц, а субъектом ответственности в уголовном процессе пока является только физическое лицо. И это был замкнутый круг. Очень сложно было добиться, чтобы имущество юрлица вывели из-под ареста. Сейчас это стало возможно. Предприятия или компании могут доказать в суде, что их имущество не имеет отношения к уголовному производству, а само юрлицо не несет никакой ответственности за действия подозреваемого (часто бывало, что и подозреваемого-то не существует, а имущество арестовывалось).
На мой взгляд, адвокат должен использовать каждый предоставленный законом инструмент во благо своего клиента. Чем больше инструментов, возможностей в уголовном процессе, тем нам легче работать и тем быстрее можно получить результат. Я не сторонница затягивания дел, человек не должен находиться в подвешенном состоянии, между небом и землей, и мучиться, что же с ним будет дальше. Если можно ускорить процесс с помощью использования сделки с правосудием, этим, конечно, нужно пользоваться. Интересы клиента — превыше всего.
— До принятия нового УПК говорили, что он будет способствовать вынесению большего количества оправдательных приговоров. Есть ли подвижки в этом отношении?
— Думаю, да. По какому принципу раньше строился процесс? «Система всегда права, а если она не права — она все равно права». Лично меня всегда возмущало, когда в деле были какие-то наработки и его направляли на дополнительное расследование. Новый УПК изменил эту систему.
Я согласна с коллегами, которые говорили, что адвокат не должен ходатайствовать о направлении дела на доследование. Он не расследует дело. Суд не расследует дело. Его расследует орган досудебного расследования. Если нет доказательств — необходимо выносить окончательное решение, адвокат не должен указывать следствию, что нужно сделать, чтобы подзащитный получил обвинительный приговор. Я против того, чтобы адвокат заявлял подобные ходатайства. Если не собрали достаточно доказательств — отпускайте человека. Есть правило: лучше оправдать 9 виновных, чем посадить одного невиновного.
Конечно, мы еще ментально к этому до конца не готовы. Речь идет не о коммерческой структуре, а о государственной машине, которая проводит расследование. На это тратятся бюджетные деньги, люди получают зарплату. Плюс ко всему происходит вмешательство в личную жизнь человека — в его жилье проводят обыски, его могут лишить свободы. И если человек был невиновен, то может получить компенсацию. Поэтому государству очень сложно признать свои недоработки. И должно пройти время, чтобы что-то кардинально изменилось.
Но нельзя поголовно выносить и оправдательные приговоры. Ведь наши клиенты не всегда невиновны. Не секрет, что в большинстве уголовных производств они причастны к инкриминируемым преступлениям. Будет неправдой сказать, что государство всегда преследует цель повесить преступление на невиновного человека. Как адвокат могу отметить, что, как правило, люди признают свою вину без какого-либо психологического и физического воздействия. Действительно, установлен факт преступления, установлено лицо, причастное к совершению преступления…
— То есть выбивание показаний, давление на людей — то, о чем говорят некоторые ваши коллеги, происходит не так уж часто?
— На самом деле в наше время это происходит не очень часто… Таких случаев сейчас гораздо меньше, суды стали требовательнее к качеству предоставляемых доказательств. Но даже если человек виновен, задача адвоката — представить сторону своего клиента, смягчающие обстоятельства. Да, он украл, но посмотрите, что его к этому привело! Он потерял работу, ему нечего есть. Да, корысть, но вынужденная. Соответственно, и наказание будет другое.
А оправдательных приговоров, скорее всего, будет больше, просто должно пройти какое-то время…
Материалы по теме
Какие КВЭДы следует выбрать адвокату
08.01.2024
Когда адвокат обязан подписывать ордер – ВС
14.12.2023
Barristers меняет партнерский состав
05.12.2023
Комментарии
К статье не оставили пока что ни одного комментария. Напишите свой — и будете первым!