«Блат сильніший за Раднарком»

«За скупку чи перепродаж товарів у м.Москві заарештовувати і судити особливою нарадою»

70 років тому, в 1940-му, в СРСР розгорілася чергова продовольча і товарна криза, і багатотисячні черги стали буденним явищем у всій країні. Як з’ясувала кореспондентка «Власти» Світлана КУЗНЕЦОВА, саме тоді в лексикон радянських людей міцно ввійшло слово «блат».

«Як арештантів, ведуть до магазину»

Коли говорять про всесильність радянської влади в 1940-х роках, мимоволі згадується прислів’я, яке тоді з’явилося: «Блат сильніший за Раднарком». Нині досить важко уявити собі, яким чином знайомства і хабарі могли бути сильнішими за уряд, тим більше при диктатурі. Проте ті, хто жив у ту епоху, ще зовсім недавно не без задоволення згадували, як удавалося щось зробити або чогось досягти завдяки родинним зв’язкам чи знайомству з потрібним людьми.
Наприклад, з 1940 року без спеціального дозволу або відрядного посвідчення неможливо було купити залізничний квиток до Москви. При цьому той, хто незаконно або без особливої необхідності видавав подібні документи, міг понести відповідальність аж до кримінальної.
Проте при бажанні завжди можна було знайти організацію, а в ній людину, готову, — по знайомству або за мзду — допомогти з документом, що відкривав дорогу в місто, де будь-яка радянська людина очікувала побачити вдосталь товарів і продуктів. Адже в СРСР, як стверджувалося в газетах і говорили по радіо, збиралися величезні урожаї та випускалася незліченна кількість товарів. І якщо в одному окремо взятому місті прилавки були порожніми, то де ж бути достатку, як не в Москві?
Проте починаючи з 1939 року подібних окремо взятих міст, де в магазинах не було продуктів й елементарних речей, ставало все більше. Адже, судячи з листів до ЦВК, ЦК і Раднаркому, ще в 1938-му на бідне харчування скаржилися в основному ті громадяни СРСР, чиїх низьких зарплат не вистачало на продукти, яких було вдосталь у магазинах і на ринках. Ось тільки ряснота на колгоспних ринках досягалася шляхом нехтування соціалістичними принципами розвитку сільського господарства. У багатьох колгоспах, передусім невеликих, селяни з відома голів і правління потроху збільшували присадибні ділянки, а подекуди навіть брали у своєрідну оренду усуспільнені поля. Урожай з них ішов на ринки, а прибуток ділився між виробниками і керівниками.
Цій порочній практиці, яка відроджувала приватновласницькі інстинкти, партія та уряд у травні 1939 року вирішили покласти край. По всіх областях і республіках почалися перевірки розмірів присадибних ділянок і вилучення надлишків землі. А потім колгоспники всіма правдами і неправдами почали йти з колгоспів, а велика кількість продуктів на міських ринках залишилася тільки в спогадах.
У вересні того ж року почалася Друга світова війна, і в СРСР була оголошена часткова мобілізація, на що люди цілком передбачувано відреагували, вирішивши, що СРСР ось-ось уступить у війну, кинулися скуповувати все, що може більш-менш довго зберігатися: борошно, сіль, цукор, сірники. Та й те, що не могло довго лежати в комірках, льохах і на горищах, зникало з прилавків магазинів, унаслідок чого дефіцит зростав катастрофічними темпами. Коли в листопаді 1939 року почалася радянсько-фінська війна, купівельна активність стала істеричною і полиці магазинів остаточно спорожніли.
Звісно, на громадянах лежала лише частина провини за товарний голод. Багато фабрик і заводів перепрофільовували на випуск військової продукції, що не могло не позначитися на виробництві товарів для населення. Якщо додати до цього прискорене поповнення стратегічних резервів тих самих продуктів, а також те, що 1938-ий і 1939-ий виявилися далеко не найврожайнішими, стане зрозуміло, чому взимку 1939—1940 років на ринках молоко продавали не глечиками чи пляшками, а стаканчиками, борошно — блюдцями, а картоплю — поштучно.
При цьому поява в продажу будь-яких товарів ви¬кликала неймовірний ажіотаж і черги, які набували найекзотичніших форм.
«Уважаемый Вячеслав Михайлович, — писав тієї ж зими голові Раднаркому В.Молотову житель Києва М.Ковальов. — Вопрос одежды у нас в Киеве чрезвычайно тяжелый. Позорные дела творятся. Многотысячные очереди к магазинам собираются за мануфактурой и готовой одеждой еще с вечера. Милиция выстраивает очереди где-нибудь за квартал в переулке, и потом «счастливцев» по 5—10 человек гуськом, один за другого в обхват (чтобы кто не проскочил без очереди), в окружении милиционеров, как арестантов, ведут к магазину.
В этих условиях расцветает спекуляция жуткая, произвол милиционеров, и говорят, что не без взяток. Сердце сжимается от таких «порядков». Сколько недовольства и проклятий. Чест¬ный рабочий человек, если он даже крайне нуждается, не может купить себе белья, брюки и пр. самое необходимое, разве что у спекулянтов за удвоенную цену. Так дальше терпеть нельзя, это положение нужно изменить. Или, если есть, дать больше товаров в продажу, чтобы открыть несколько магазинов или установить какую-то норму или право на покупку товара всякому гражданину.
Я считаю, что, когда ликвидировали карточную систему, имелось в виду, что будет лучше, а на практике с мануфактурой это не ¬оправдывается. Ничего плохого, а наоборот, будет лучше от введения гос. регулирования в этом вопросе. Дорогой Вячеслав Михайлович! Убедительнейшая просьба разобраться с этим делом. Об этом вопят сотни тысяч граждан». (Тут і далі лексичні, стилістичні, а також граматичні особливості цитованих джерел збережено. — Прим. ред.)

«Наші діти абсолютно не мають солодкого і жирів»

Проте ні про яке відновлення карткової системи в уряді та ЦК не хотіли навіть і чути. Адже її відміна в 1935 році подавалася як грандіозна перемога соціалізму, і запроваджувати її знову — означало визнати поразку. Правда, радянська пропаганда знаходила вихід і не з таких безнадійних ситуацій, роз’яснюючи громадянам, що поразка — це і є перемога і навпаки. І головна причина відмови від карток полягала зовсім в іншому — вводячи їх, держава узяла б на себе зобов’язання забезпечувати громадян за встановленою нормою. А саме цього в такій тяжкій ситуації влада і хотіла уникнути.
Не запроваджуючи карток, власті були змушені вдатися до інших заходів. По-перше, різко скоротили норми видачі продуктів у одні руки. Якщо в 1936 році громадянин міг купити 2 кг м’яса, то з квітня 1940-го — 1 кг, а ковбаси замість 2 кг в одні руки дозволили давати тільки 0,5 кг. Кількість риби, якщо вона, як і все інше, взагалі з’являлася в продажу, зменшили з 3 до 1 кг. А масла замість 500  діставалося тільки по 200 г. Проте на місцях, виходячи з реальної наявності продуктів, часто встановлювали норми, відмінні від загальносоюзних. Так, у Рязанській області видача хліба в одні руки коливалася в різних районах і колгоспах від 2 кг до 700 г.
По-друге, для зменшення попиту на окремі види продуктів і товарів на них досить суттєво підняли ціни. Про те, що із цього вийшло, керівники держ¬плану м.Вольська писали своєму депутатові у Верховній раді СРСР, заступнику голови Раднаркому Андрію Вишинському: «Создавшееся положение в области торговли хлебом в городе Вольске характеризуется целым рядом нетерпимых моментов, что вынуждает горплан обратиться по этому вопросу к вам в интересах немедленного устранения политически вредных явлений. Общая картина торговли хлебом такая:
1. Как в городе, так и на заводах, в том числе и ведущих, т.е. на цемзаводах, большие очереди за хлебом. Практикующаяся в свое время так называемая живая очередь никем не регулируется, в силу чего население проявляет свою инициативу, вводя списки занимающих очередь. Чаще всего очередной номер пишется на руке. С целью гарантировать себя в получении хлеба (всему населению хлеба не достается) очереди устанавливаются с 2—3 часов ночи, до момента открытия магазина, т.е. до 7—8 часов утра. Т.е. люди простаивают по 7—8 часов на 35—40-градусном морозе. Вместе со взрослым населением в очередях находятся и дети.
2. При явном недостатке хлеба в продаже находится до 50% высокосортного хлеба по цене 1 руб. 50 коп., 2 руб. 70 коп. и дороже за килограмм. Большая доля населения не имеет возможности приобретать этот хлеб, т.к. рабочий при среднемесячной зарплате в 200—250 руб. и семье в 4—5 человек не покрывает расходы по покупке хлеба.
3. Все чаще в очередях создаются настолько серьезные неполадки, что приходится прибегать к содействию милиции.
4. Одновременно с резко ограниченным отпуском хлеба в торгующей сети ¬отсутствует крупа, мука и другие виды продуктов питания. На колхозном рынке также нет в продаже ни муки, ни крупы. Понятно, что создавшиеся условия не могли не сказаться на настроении населения города».
Схожа картина спосте¬рігалась і в інших містах. З Казані матір родини Зайченків писала: «Я хочу описать то кошмарное положение, которое имелось и имеется у нас в Казани. Но прежде мне хочется задать вопрос: почему наши депутаты молчат, каким образом выполняется план торговли в магазинах, когда до потребителя... ничего не доходит, все расхищается на базах, а в магазинах это расхищение только завершается? Почему не обратят внимания на сильное истощение детей-дошкольников и школьников, которые не имеют ни сладкого, ни жиров? Почему молчат, что в колхозах не желают работать, бегут в город, посевы остались неубранными в 1939 г. и не вся земля засевается в 1940 г.? Почему у нас страшный голод и ¬истощение? Почему такое хулиганство на улицах, среди подростков — бандитизм? Милиция для них ничто. Почему говорят о достижениях и всеми силами скрывают, что у нас творится? Почему народ озлобляется?
Теперь расскажу все. Вы, мне кажется, даже не представляете, что у нас делается, а наше правительство мало заботится о нуждах населения и не видит голода и истощения среди населения, особенно среди детей. Почему у нас спекуляция растет не по дням, а по часам? В магазинах у нас буквально ничего. Дети вот уже больше года не имеют самого необходимого. Они истощены до крайности. Какие же они «будущие строители коммунизма»? Где забота об их здоровье?
На рынке у нас тоже ничего нельзя достать. Картошки нет. До 15 мая на рынке были продукты, но цены на них таковы... Масло топленое — 87 руб. кило, картофель — 5 руб. кило, молоко 18—20 руб. (четверть), капуста соленая — 8 руб. кило, яйца — 15 руб. десяток. Цены без преувеличения, честное слово. Какую зарплату нужно получать, чтобы кормить семью?
В чем виноваты наши дети, что они не видят ни булки, ни сладкого, ни жиров? Даже грудные дети не имеют манной каши. На весь город имеется один магазин, где бывают конфеты и то не каждый день. Что там делается? Кошмар! Милиция бездействует. Она сама смотрит, где бы чего бы получить без очереди.
Большинство жен милиционеров занимаются спекуляцией, перепродают по базару или ходят по домам. Работники прилавка на глазах растаскивают редко бываемый товар. И ничего. У меня я вижу, как тает ребенок от истощения, и я на последние гроши покупаю у спекулянток для него сах. песку по 30 руб. кило и манной крупы по 25—30 руб. кило для каши. Где выход? Кроме спекулянток достать невозможно и негде. Детсады и ясли не охватывают всех детей».
При цьому нещасна жінка, як і більшість радянських людей, продовжувала вірити, що в Москві є все: «Разве наши дети не такие, как в Москве, Ленинграде?»

«Виникли неможливий безлад і тиснява»

Насправді в Москві ситуація мало відрізнялася від того, що відбувалося по всій країні. Матері писали листи в уряд, що не можуть купити в столиці дитяче взуття, причому навіть у спеціалізованих магазинах «Люкс» за дуже високими цінами. Просто тому, що дитячого взуття там не було.
А черги в Москві якщо й відрізнялися від черг в інших радянських містах, то тільки своїми розмірами. У доповідях НКВС тих років ішлося: «Магазин «Ростекстильшвейторга» (Кузнецкий мост). К 8 часам утра покупателей насчитывалось до 3500 человек. В момент открытия магазина, в 8 часов 30 минут, насчитывалось 4 тыс. — 4,5 тыс. человек. Установленная в 8 часов утра очередь проходила внизу по Кузнецкому мосту, Неглинному проезду и оканчивалась на верху Пушечной улицы — добрый километр...
Ленинградский универмаг. К 8 часам утра установилась очередь (1 тыс. человек), но нарядом милиции было поставлено 10 грузовых автомашин, с расчетом недопущения публики к магазину со стороны мостовой. Народ хлынул на площадку кинотеатра «Спартак», в образовавшуюся галерею между кинотеатром и цепью автомашин. Создался невозможный беспорядок и давка. Сдавленные люди кричали. Милицейский наряд оказался бессилен что-либо сделать и, дабы не быть раздавленным, забрался на автомашины, откуда призывал покупателей к соблюдению порядка. К открытию очередь у магазина составляла 5 тыс. человек...
Дзержинский универмаг. Скопление публики началось в 6 часов утра. Толпы располагались на ближайших улицах, трамвайных и автобусных остановках. К 9 часам в очереди находилось около 8 тыс. человек».
Люди хотіли купити бодай щось без черги, вдаючись до найрізноманітніших способів — від підкупу міліції та продавців до силового прориву в магазин організованою і згуртованою групою в кількості 100—200 чоловік. Влада відповідала посиленням боротьби з покупцями, яких міліція затримувала за скупку товарів. Те, що далеко не всі із цих людей потім перепродували товари і продукти, мало другорядне значення.
Нарком внутрішніх справ СРСР Лаврентій Берія доповідав у липні 1940 року в Раднарком про боротьбу з чергами і, як повелося, пропонував посилити покарання: «Во исполнение постановления Совнаркома СССР о борьбе с очередями за промышленными и продовольственными товарами в г.Москве НКВД СССР с января по июнь месяц 1940 года включительно проведена следующая работа.
По промтоварам. Арестовано и привлечено к судебной ответственности скупщиков — 947 человек; оштрафовано — 16853 человека на общую сумму 474696 руб. Кроме того, отобрано у них промышленных товаров на сумму 1038279 руб.
По продтоварам. Арестовано и привлечено к судебной ответственности — 463 человека; задержано — 50809 человек, у которых отобрано продовольственных товаров 582688 кг; из них оштрафовано — 38962 человека на общую сумму 626556 руб.
Из числа привлеченных к судебной ответственности за спекуляцию 1410 человек — работники торговой сети составляют 184 человека. За это же время выслано в административном порядке из г.Москвы 1220 человек — нарушителей паспортного режима, задержанных в очередях. Для усиления борьбы со спекуляцией промышленными и продовольственными товарами в г.Москве НКВД СССР считает необходимым дополнительно провести следующие мероприятия:
1. Лиц, задерживаемых органами милиции два и больше раз за скупку или перепродажу продовольственных и промышленных товаров в г.Москве, арестовывать.
2. Аресту подвергать также лиц, прибывающих в г.Москву из других городов и областей СССР, уличенных в скупке продовольственных и промышленных товаров в спекулятивных целях.
3. Арестовывать лиц, занимающихся скупкой и перепродажей промышленных и продовольственных товаров, прикрывающих свою спекулятивную деятельность работой в советских учреждениях и колхозах.
4. Дела на лиц, арестованных за скупку и перепродажу продовольственных и промышленных товаров, рассматривать на особом совещании НКВД СССР».

«Блат — це шлях до всілякого неподобства та нехлюйства»

Зрозуміло, що згоду на всі заходи, зокрема позасудове встановлення строків покарання заарештованим, Л.Берія отримав. Черги дійсно почали зменшуватися, проте, оскільки товарів більше не стало, з тією ж швидкістю позширювалася система добування геть усього по знайомству, за підвищеними цінами. Одне слово, по блату.
Про нове явище в радянському житті Петро Гайт¬цук з Новгорода писав А.Вишинському: «В лексиконе русского языка появилось слово «блат». Я не могу вам буквально перевести это слово, так как оно, может быть, происходит от какого-либо иностранного слова. Но зато на русском языке я его хорошо понимаю и могу перевести буквально точно. В переводе на русский язык слово «блат» означает жульничество, мошенничество, воровство, спекуляция, разгильдяйство и т.д. А что означает, если вы встретите такое выражение «я имею блат», то я имею тесную связь с жуликом, спекулянтом, вором, мошенником, подхалимом и им подобным. Не иметь блата — это равносильно тому, что вы везде всего лишены. В магазине вы ничего не достанете. На ваши законные требования вам дадут ясный ответ. Обратитесь с просьбой — к вам будут слепы, глухи и немы.
Если вам нужно достать, т.е. купить в магазине товар — нужен блат. Если пассажиру трудно или нельзя достать железнодорожного билета, то легко и просто достать по блату. Если вы живете без квартиры, то никогда не обращайтесь в жилуправление, в прокуратуру, а лучше заимейте хотя бы маленький блатик — и сразу найдется квартира. И наконец, обратитесь вы к представителю или работнику государственной, общественной или кооперативной организации за разрешением какого-либо личного вопроса.
Попробуйте без блата чего-либо добиться. Вы разобьетесь, но ничего не добьетесь. Он опутал многих работников. Блат как будто бы узаконен, он вошел в моду, получил право гражданства и господства. Им охвачен большой процент работников. Он так излюблен, что его не стесняются применять в мелких пустых делах и не боятся использовать его в больших делах. Люди перестали стесняться говорить «я имею блат», т.е. имею тесную связь с жуликом, мошенником, а, наоборот, стали гордиться этим. Блат порождает спекуляцию. Всякий, кто спекулирует, это делает, пользуясь блатом.
Блат мешает плановому снабжению. Блат разъедает и разлагает работу и работников государственных, общественных и кооперативных организаций. Он враг всякой справедливости и законности. Блат — это ловко замаскированная открытая дорога ко всякому безобразию и разгильдяйству. Блат подрывает авторитет и внушает недоверие к честным работникам, которые им не охвачены. Он чужд и враждебен нашему обществу, нашему государству.
Почему партия и правительство терпит такое безобразие? Это можно и нужно убить одним крепким большевистским ударом. Этому нужно положить конец. Блат нужно убить и похоронить. Может быть, вы скажете, что в наших статьях закона указана и предусмотрена кара и наказание за жульничество и мошенничество. Я этого не оспариваю! Но блат — это какая-то новая, особая, скрытая форма мошенничества, которая обычно приводит к замечанию, упреку, к недовольству со стороны третьего лица, но никогда не ведет на скамью подсудимых.
Для этой новой формы мошенничества и разгильдяйства должен быть и новый закон, в котором должна быть указана кара и наказание именно за этот блат. Такой закон должен быть. Его будет приветствовать весь наш великий советский народ. У нас должен быть гуманизм, равноправие, честность и справедливость».
Проте всі ці заклики так і залишилися закликами. А блат розширювався, зростав і врешті-решт став сильнішим за Раднарком. Сталося це тому, що в системи розподілу відсутніх товарів і в системи влади, яка не враховувала інтересів громадян, неодмінно мала з’явитися альтернатива. Хоча б така, як блат.

Світлана КУЗНЕЦОВА,
«Коммерсант-Власть»