Мета – в праві

Рудольф фон ІЄРІНГ: «Засобами для впливу на інтерес особи є нагорода і покарання»

Розділ перший. Поняття мети

В предыдущей главе мы пришли к тому выводу, что нет хотения без цели; но что такое цель, мы пока еще не знаем, потому что определение этого понятия, которым мы удовольствовались на первых порах (а именно, что цель есть направление воли на не¬что такое в будущем, что ею предположено осуществить), неудовлетворительно и должно быть заменено более точным.

Глава II. Поняття про мету у тварини

Механізм тваринної волі

Если мы для более близкаго ознакомления с понятием о цели обратимся к сфере, где цель достигает полнаго своего развития, — к житейскому рынку, на котором человеческия стремления сталкиваются в пестрой, поражающей своим разнообразием картине, — то едва ли мы в состоянии будем быстро овладеть этим понятием, потому что в этой сфере цель, подобно Протею, беспрерывно меняет свой образ. Но мы можем направить наши изыскания на ту область, в которой цель проявляется в столь простом виде, что не заметить, не распознать ее почти невозможно; я имею в виду низшую ступень животной жизни. Здесь мы и попытаемся овладеть понятием о цели.
Итак, обратимся к животному с вопросом о том, что такое цель. Пусть на этот во¬прос ответит нам явление из жизни животнаго, на котором мы уже останавливались ранее, а именно — процесс питья.
Животное пьет, животное дышит. Оба процесса суть жизненныя функции животнаго, необходимыя для поддержания его жизни. Между тем и другим, однако, имеется существенное различие. Сколь бы ни был силен позыв к питью, вызываемый в животном природою посредством жажды, оно может побороть его с помощью другаго высшаго и противоположнаго побуждения: пока не позволит хозяин, хорошо дрессированная собака не будет пить. А это, другими словами, значит: питье у животнаго является следствием самоопределения. Самоопределение, таким образом, будет первым моментом, встречаемым нами в рассматриваемом процессе.
Таким образом, с точки зрения животнаго, при питье не самосохранение является его целью, поэтому совершенно неправильно смотреть на стремление к самосохранению как на мотив, управляющий самим животным; иначе то же самое можно было бы сказать и о стремлении к поддержанию рода. Цель, преследуемая животным при питье, не есть, таким образом, цель самосохранения; целью является желание прекратить ощущаемое им недовольство. Импульсом к этой цели служит вместе с тем его собственное внутреннее состояние; этот импульс заимствуется им не извне, а изнутри. Но, таким образом, мы находим второй момент вышеупомянутаго процесса, а именно — лежащую в самом субъекте причину цели.
Установление связи с целью является посредствующим звеном при переходе от причины, по которой воля приходит в движение, к цели. Выражаясь конкретно, это зна¬чит: чувство недовольства, овладевающее животным (причина движения воли), вызывает в нем желание отделаться от этого чувства (первое показание цели).
Если мы захотим изложить в одной формуле существенныя черты, добытыя нами при исследовании волеваго процесса у животнаго, прибавив к ним ранее выясненный нами момент внешняго деяния, то эта формула будет следующею: прекращение (1) внутренне ощущаемаго отношения зависимости (2) собственною си¬лою (3), посредством воздействия на внешний мир (4).
Третий и четвертый моменты этой формулы (самоопределение и внешнее действие) не представляют для нас дальнейшаго интереса при сравнении волеваго процесса у животнаго с тем же процессом у чело¬века. Тем больший интерес мы находим в первых двух. В них заключается следующее положение: причина и цель воли за¬ключаются в самом животном, движение воли исходит от животнаго и возвращается к нему же, или животное делает все ради самого себя.

Проблема мети в людини

Применима ли эта часть нашей формулы и к человеку? Если бы на этот вопрос возможно было ответить утвердительно, то мы получили бы как для животнаго, так и для человека одинаково пригодную формулу для понятия об их действовании, а именно — осуществление условий бытия. Эта формула была бы достаточно эластична, чтобы обнимать собою как низшия, чисто физическия условия бытия животнаго, так и наиболее высшия — условия бытия человеческаго; эта формула была бы одинаково пригодна как для человека вполне чувственнаго, условия бытия или цели котораго немногим стоят выше целей животнаго, так и для самой идеальной натуры, для которой такими условиями являются все интересы, доступные уму, сердцу, чувству. Одним словом, мы получили бы формулу, вполне подходящую для всякаго живаго существа.
Задачею и назначением воли как животнаго, так и человека по плану природы явились бы поддержание и устроение собственной жизни, и в таком случае мы и по отношению к воле установили бы сходство в организации всех живых существ, какое несомненно существует в их физическом организме.
Одно только самосознание, начинающееся в животном царстве с человека, указывало бы на высшую степень развития воли у последняго сравнительно с животным, причем такой успех не был бы в природе скачком; человек и в этом отношении не оказался бы отделенным от животнаго неизмеримою пропастью, а, напротив, сам, в образе ребенка, сумасшедшаго, в образе человека, действующаго по привычке, представил бы постепенный переход от одного к другому.
Если даже допустить, что такою колоссальною разницею в результатах волевой деятельности того и другаго человека обязан исключительно фактору, которым он отличается от животнаго и которым не обладает последнее, а именно — самосознанию, то и тогда между волею человека и животнаго останется существенное различие, исключающее всякую возможность управления ими. Животное может действовать только ради самого себя, человек же — и для других, т.е. он не заимствует, подобно животному, основание и цель своего хотения исключительно у самого себя. При таком фундаментальном различии в основном плане волевой способности того и другаго сравнение могло бы иметь разве ту только цель, чтобы осветить ярким блеском подъем человеческой воли над уровнем воли животнаго. Между тем лучшим преимуществом человека над последним должна быть признана именно способность его к самоотречению.
Допускаем, что животное действует только ради себя, человек же — и для других. А что, если человек, действуя для других, вместе с тем действует и для себя?
Что следствия одного и того же деяния могут отразиться благотворно на нескольких лицах — об этом не может быть спора. Но наступление многих последствий может быть и намеренным, и притом или только со стороны действующаго, или же и с другой стороны; в последнем случае всегда предполагается совпадение (но не тожество) обоюдных интересов. Интересы продавца и покупателя при заключении договора купли-продажи совпадают, но не тождественны, а, напротив, противоположны. Интерес продавца заключается в том, чтобы за вещь по¬лучить цену, интерес же покупателя состоит в получении вещи за цену. На таком совпадении интересов основывается возможность достижения целей двух лиц посредством одного деяния, возможность действовать для себя, а вместе с тем и для других, служа другим, служить себе. Согласно с сим совершение деяния для другаго не исключает эгоизма.
Но, возразят мне, предположение, с которым связан такой образ действий, ставит ему весьма тесныя границы; производительность эгоизма для чужих целей в высшей степени ограничена.
Далее мы попытаемся показать, как велика продуктивная способность эгоизма для чужих целей; эгоизм покажет нам, что он может дать миру, какую службу он в состоянии сослужить ему, служа самому себе.

ГЛАВА III.Егоїзм на службі чужим цілям

Погляд на збіг цілей, природа

Спрашивается: каким образом мир может существовать при эгоизме? Отвечаем: пользуясь его услугами, давая ему вознаграждение, какого он требует. Пусть мир заинтересует эгоизм в осуществлении своих целей, и его содействие будет для мира обеспечено.
Природа желает, чтоб человечество существовало. Каким же образом она достигает этой цели? Заинтересовывает эгоизм в этой цели, и именно тем, что назначает ему на случай, если он сделает то, что должен сделать, награду — наслаждение, и грозит, если он не исполнит того, что должен сделать, или сделает, чего не должен делать, наказанием, болью. Если, в виде исключения, ни награда, ни наказание не подействуют, природа оказывается бессильною. Если сумма физическаго или нравственнаго страдания, причиняемаго человеку жизнью, более суммы наслаждения, доставляемаго ею, то для такого человека жизнь перестает быть благом, становится тяжестью, и подобно тому, как всякий бросает достояние, обратившееся в тягость, так поступает и эгоист с жизнью: самоубийство в таком положении является необходимым, неизбежным конечным выводом эгоизма.
Но природа позаботилась о том, чтобы случаи, в которых бы счет оказывался не за нее, повторялись в высшей степени редко; она установила среднее отношение между наслаждением и страданием в жизни таким образом, чтобы перевес был постоянно на стороне перваго. Устрой она иначе, или пусть, если это только возможно, упомянутое отношение изменится в том смысле, что наслаждения будет меньше, чем мучения, и с природою случится то же самое, что с хозяином, который вздумал бы непомерно сократить заработную плату рабочих и котораго они поэтому покидают: мир вымер бы на втором поколении.
Посредством наслаждения и страдания природа заставляет нас идти по надлежащему пути, ими связывает она наши интересы с ея целями. Кто делает что-либо ради наслаждения или не де¬лает ввиду возможности дурных последствий, тот действует ради самого себя, но вместе с тем исполняет заповеди природы. Если что-либо поддерживает во мне веру в идею о цели в природе, то именно способ пользования ею наслаждением и страданием. Отбросьте и то и другое или перемените их роли, пусть питание будет сопровождаться болью, пусть смерть сделается наслаждением — и человеческий род вымрет в первом же поколении.
Если бы в основании чувства наслаждения не лежала цель природы, то спрашивается, почему природа соединила с этим чувством одни только произвольныя, или намеренныя функции человеческаго организма, почему этим чувством не сопровождаются функции непроизвольныя, почему кровообращение и дыхание не доставляют человеку такого же удовольствия, как удовлетворение голода и жажды?
Дело в том, что природа соблюдает экономию в наслаждении — она дает его лишь постольку, поскольку без него не может обойтись, лишь в виде премий за нечто такое, для достижения чего ей нужен человек. Так же точно поступает природа и относительно страдания; оно наступает также по плану природы, с тем же расчетом, как и наслаждение. Временное прекращение нормальных функций наших органов, не угрожающее опасностию жизни, например зрения и слуха посредством закрытия глаз, затыкания ушей, не вызывает никакой боли, но задержание дыхания тотчас же производит тя¬желое ощущение. Боль служит для твари лишь предостережением пред грозящею опасностью.
Природа сама указала человеку путь, которым он может склонять других людей к содействию его целям; таким путем служит для него соединение собственной цели с чужим интересом. На этой формуле основана вся наша человеческая жизнь: государство, общество, торговля и промышленный оборот. Кооперация многих людей ради одной и той же цели возможна лишь потому, что интересы всех участников кооперации, переплетаясь, сходятся в одном конечном пункте. Каждый из таких участников, может быть, не имеет в виду цели кооперации, руководясь исклю¬чительно собственным интересом, но совпадение всех интересов с общею целию ведет к тому, что каждый, заботясь только о себе, содействует достижению общей цели.

Промисловий оборот

Где такого видимаго интереса нет, необходимо создать его искусственным путем. Возьмем простейший случай — цель отдельнаго лица, для достижения которой необходимо предположить содействие другаго. Расширение моей фабрики требует уступки участка земли со стороны моего соседа. Всякому известен единственный путь, которым я могу приобрести этот участок: путь этот — покупка.
Предлагая моему соседу продать мне участок, я тем самым искусственно возбуждаю в личности моего соседа интерес к осуществлению моей цели, предполагая, что я предложу ему такую цену, при которой он будет более заинтересован в уступке земли мне, нежели в удержании ея за собою. Если он потребует большаго, если требование это будет нарушать мой интерес, то совпадение наших интересов становится невозможным и покупка не состоится. Лишь при том условии, что цена будет казаться ему достаточно высокой для выгодной продажи, а мне — достаточно низкой для того, чтобы покупкою выгодно изменить прежнее состояние моих дел, дости¬гается точка равновесия наших обоюдных интересов, и неминуемым последствием такого равновесия будет заключение договора купли-продажи.
Факт заключения договора служит несомненным доказательством того, что, по мнению обоих контрагентов, упомянутая точка равновесия взаимных интересов достигнута. Мнение может быть ложно, субъективное убеждение или объективная сущность интереса могут впоследствии измениться; тем не менее верным остается то, что в решительный момент обе стороны субъективно были убеждены в согласии их интересов, в противном случае они не сошлись бы.
Так как решающим моментом в подобных случаях является не объективный интерес, а лишь субъективное суждение о наличности его, то отсюда все средства, способныя вызвать подобное суждение, настолько же пригодны к тому, чтобы привести к соглашению, как и те, который имеют в виду установить объективный интерес. На этом основано значение деловой убедительности речи при за¬ключении договоров: кто хорошо говорит, тот, платя менее, получает более. Покупатель порочит вещь, т.е. старается убедить продавца в том, что интерес последняго заключается в уступке вещи за предлагаемую цену; продавец превозносит вещь, т.е. стремится убедить покупателя в том, что собственный интерес последняго требует взять вещь за назначенную первым цену. (С этим тесно связано юридическое понятие dolus’a при заключе¬нии договоров. Цель dolus’a заключается также в том, чтоб вы¬звать убеждение в наличности интереса, но не путем вполне терпимой правом деловой убедительности речи, а чрез сообщение ложных фактов, заведомо имеющих (для сообщающего их) влияние на решение другаго, следовательно, путем лжи.)
На изложенном процессе основаны все человеческое общение, весь оборот, и не только деловой оборот, который я при этом прежде всего имею в виду, но и простой обиход. И цели частнаго общежития достигаются лишь с помощию затрагивания чужих интересов, с тою разницею, что здесь интересы иного рода, чем в деловой гражданской жизни, а именно: беседа, развлечение, удовольствие, тщеславие, честолюбие, социальныя соображения и т.д.; но без возбуждения подобнаго интереса и в этой сфере ни одно лицо не двинется с места; никакое общество, и в смысле частнаго собрания, немыслимо, если гости не найдут в нем своего расчета; являясь на такия собрания, они тем самым свидетельствуют, что интерес их затронут, хотя бы и отрицательно, какими-либо обязательными социальными соображениями.

Організовані й неорганізовані цілі

До сих пор я имел в виду лишь случаи, в которых речь шла о целях отдельнаго лица, требующих для осуществления их содействия других, причем оказалось, что вернейшим средством для достижения такого содействия представляется эгоизм или участие чужаго интереса в цели отдельнаго лица. То же самое вполне приложимо и к целям совокупности лиц.
Такия цели подразделяются на два класса: на цели, для преследования коих существует особый аппарат, основанный на правильном прочном союзе товарищей по цели, — организованныя цели и на цели, которыя не нуждаются в таком аппарате и которыя зависят от свободнаго во всякое данное время отдельных лиц решения, — неорганизованныя цели. Последния не имеют для нас большаго интереса, и потому я ограничусь относительно их лишь тем, что приведу несколько примеров подобных целей.
Наука соединяет всех своих последователей в одну невидимую общину, все они посвящают свои силы ея целям, и общим результатом такой кооперации является поддержание, развитие, прогресс науки. Форма такой деятельности, в ея общем и целом, вполне свободна, ибо если и для этой деятельности имеется какая-либо организация, в форме ли заведений для обучения, или в форме академий для исследований, то едва ли требуется представлять доказательства того, что такая организация не может и не должна, даже в пределах отдельнаго государства, заменять собою самородное движение науки, не говоря уже про то, что на подобной организации невозможно построить единство науки, объемлющей весь мир.
И в промышленности, и в науке движение вызывается чисто индивидуальным интересом отдельнаго лица, с тою лишь разницею, что интерес, возбуждаемый наукою, несравненно разнообразнее: внутреннее удовлетворение, доставляемое ею, чувство долга, честолюбие, тщеславие, насущный кусок хлеба и, по исчезновении всех других мотивов, образовавшаяся привычка. Кто по тому или другому не найдет расчета в занятиях наукой, тот и не будет трудиться над нею, как и всякий работник, котораго не привлекает к труду плата за него. Тщетно будет отыскивать наука приверженцев там, где предлагаемое ею вознаграждение по времени и месту не будет иметь притягательной силы.
В виде втораго примера вызванной исключительно интересом, неорганизованной кооперации с одною и тою же целью я укажу на политическую партию. Гарантией существования такой кооперации служит только наличность и сила интереса, возбуждаемаго ею в отдельных ея членах.
Организованных целей в нашем современном мире такое необозримое множество, что едва ли необходимо приводить примеры их. Юристу достаточно будет указать лишь на следующия формы этой организации: союз, артель, товарищество, юридическое лицо, чтобы вызвать в нем ясное представление о бесконечном богатстве этих целей.

Держава і право

Организация достигает своего апогея в государстве, но не в церкви, потому что, согласно с сущностью и характером ея цели, церковь по отношению к организации, т.е. к чисто внешней стороне механизма, приводимаго в движение для осуществления цели, стоит много позади государства.
Организация государственной цели характеризуется обширным применением права. Но значит ли это, что в государственной сфере стимул эгоизма или интерес недостаточен или излишен? Никаким образом, ибо само право, хотя девизом его и служит необходимость, все-таки принуждено обращаться к интересу, т.е. к свободному деянию по собственному деятеля выбору; в боль¬шинстве случаев право до¬стигает своей цели лишь потому, что привлекает на свою сторону интерес человека.
Преступник не заботится о цели государства или общества, при совершении преступления им руководит исключительно его собственная цель, лич¬ная страсть, злость, алчность, словом, его собственный интерес. Но именно на это и рассчитано средство, которым государство защищается от него, — наказание. Наказание говорит преступнику: я не препятствую тебе следовать внушениям личной твоей выгоды, но рекомендую сообразить, на которой чаше весов окажется эта выгода, если я на одну из них положу наказание. Если это средство оказывается столь часто тщетным, несмотря на значительность наказаний, то это объясняется прежде всего тем, что угроза наказанием есть не что иное, как угроза, на психологическое воздействие которой в каждом отдельном случае влияет расчет пре¬ступника, имеющаго в виду большую или меньшую вероятность обнаружения его деятельности.
Но не всякий закон грозит наказанием; закон, повелевающий должнику платить долг, или закон, предписывающий владельцу чужой вещи возвратить ее собственнику, не грозит наказанием. Чем же побуждаются эти лица исполнять то, что они обязаны сделать? Без сомнения, в них не может быть опасения наказания; но зато им грозят другия вредныя последствия (судебныя издержки). Если, несмотря на эти последствия, все-таки ведется столь много процессов лицами, которыя знают, что они не правы, то это происходит из того же основания, коим руководится и преступник; причину этого явления следует искать в надежде, что закон, вследствие недостаточности доказательств их неправоты, окажется на их стороне, а не против них.
Но если и здесь союзником закона все-таки является еще до известной степени личная выгода, интерес, то тем не менее возможен случай, когда всякая вероятность такого союза прекращается и когда требуемый результат достигается исключительно с помощию принуждения. Интерес не может побудить обвиняемаго или осуж¬деннаго отправиться в дом предварительнаго заключения, или в смирительный дом, или даже на эшафот. Равным образом относительно должника, не желающаго и после суда добровольно уплатить долг, остается прибегнуть лишь к непосредственному принуждению, к обращению взыскания на его имущество.
Аппарат, с помощию котораго государство осуществляет свои цели, совершенно тот же самый, которым пользуется и природа в своих целях. Он основан на двоякаго рода принуждении: прямом, или механическом, и косвенном, или психологическом. Обращение крови, пищеварение и многое другое природа вынуждает механическим путем, она сама заботится об них; точно так же поступает и государство по отношению к исполнению наказаний, к исполнению решений гражданских судов, взысканию податей и налогов.
Другие же акты и действия, напротив, и государство, и природа поставили в зависимость от собственнаго решения отдельнаго лица, причем такие акты и действия, которые не необходимы для целей природы и государства, предоставлены ими доброй воле от¬дельнаго лица, без всякаго принуждения со стороны природы или государства; эти акты и действия составляют область инди¬видуаль¬ной свободы (физической, правовой); исполнение же действий, требуемых целями природы или государства, обеспечивается косвен¬ными насилием (психологическим принуждением). Средством, которым пользуются природа и государство, чтобы побудить человека к таким действиям (или бездействию), служит собственный интерес лица; средством же для того, чтобы повлиять на последний, являются, опять-таки, награда и наказание.
Природа награждает наслаждением, чувством довольства, государство — деньгами и почестями. Природа пользуется как наказанием болью, уменьшением или лишением сил и здоровья и даже смертью, государство — аналогическими средствами: лишением свободы, имущества, чести; природа повергает погрешившаго против нея в постель, государство — в тюрьму. Такую параллель возможно провести даже и в том отношении, что и государство, и природа прибегают ко второму средству (награде) несравненно чаще, нежели к первому; и в природе, и в государстве высшая степень награды не соответствует высшей степени наказания — прекрасная тема для философскаго размышления.
Представляя себе умственно тот объем, в котором эгоизм находит применение в мировом плане, я спрашиваю себя с удивлением: возможно ли, чтобы сила, стремящаяся произвести нечто ничтожное, мелкое, создавала нечто великое, грандиозное? Сила эта имеет в виду лишь жалкое, преходящее «я» с его скудными интересами, и она же творит дела и формы, пред которыми индивид то же, что червь в сравнении с горой. И тут мы находим аналогичное явление в природе — меловыя скалы инфузорий: животное, едва доступное нево¬оруженному глазу, созидает целые кряжи гор. Инфузория — это эгоизм, живущий исключительно для себя и созидающий мир.

(Друкується зі скороченнями)

(Далі буде)

Стилістичні, лексичні, синтаксичні й орфографічні особливості тексту збережені. Підзаголовки — редакції.