Зампредседателя комитета АЮУ В.Сердюк

«Все демократические принципы могут быть нивелированы погоней за положительной статистикой»

Партнер адвокатского объединения «АКТИО» Виталий СЕРДЮК возглавлял рабочую группу по реформированию уголовного судопроизводства, созданную Ассоциацией юристов Украины, — своего рода альтернативную «версию» аналогичной рабочей группы при Президенте. По результатам обсуждения адвокатским сообществом было предложено внести 90 правок в проект УПК, но, по словам В.Сердюка, большинство из них не были учтены. Виталий Анатольевич надеется, что до второго чтения им удастся убедить парламентариев и всех, заинтересованных в реформах, в том, что предложенные ими дополнения жизненно необходимы. А вообще, самое главное, по его мнению, — изменить правовое сознание нашего общества, которое было сформировано в тоталитарных условиях. И новый УПК должен в этом помочь. Об этом В.Сердюк рассказал в интервью «ЗиБ».

«Принятие нового УПК — это само по себе огромный прогресс»

 — Виталий Анатольевич, недавно состоялся круглый стол, на котором был репрезентован проект нового УПК, подготовленный рабочей группой при Президенте. Большинство отзывов — и западных экспертов, и украинских специа­листов — были положительными, хотя во время обсуждения и возникло несколько спорных моментов. По вашему мнению, в чем главное достижение этого проекта и какие недостатки, как практикующий юрист, вы бы отметили?

— Принятие нового кодекса — это само по себе огромный прогресс. И в нем, конечно же, можно отметить множество позитивных новелл. Нет нужды напоминать, что действующий кодекс был принят в 1960 году и он, безусловно, устарел. И отчеты правоохранительных организаций, и публикации в СМИ говорят о том, что добиться правды человеку, который попал в поле зрения репрессивной машины, очень трудно.

Были огромные надежды на то, что новый УПК исправит ситуацию. Но пол­ностью они все-таки не оправдались. Возникало ощущение, что государство не совсем заинтересовано в сборе мнений практикующих юристов.

— Но насколько я знаю, в рабочую группу при Президенте входили и практикующие судьи, и прокуроры, и ученые, и адвокаты.

— Во время формирования рабочей группы адвокаты в нее включены не бы­ли. Да, действительно в нее вошел очень широкий круг специалистов: судьи, прокуроры, руководители Администрации Президента, народные депутаты, директора научных институтов, даже глава Службы внешней разведки и советники по правовым вопросам Госдепартамента США. Однако в этом большом списке не оказалось ни одного адвоката. В связи с этим Ассоциация юристов Украины обратилась в Министерство юстиции, которое было назначено куратором этой группы, с просьбой включить представителей адвокатуры. Мы предлагали кандидатуры Евгения Солодко и Сергея Кононова. Однако нам пришел ответ, что группа уже сформирована. Только после подачи судебного иска Минюст в итоге согласился и включил представителя адвокатуры — председателя ВККА Владимира Высоцкого.

Причем во время рассмотрения ис­ка Минюст не хотел его признавать, пытался «зацепиться» за процессуальные моменты. Спрашивали, например: «А в чем нарушены лично ваши права из-за того, что в группе нет представителя адвокатуры?»

В общей сложности рабочая группа ассоциации по результатам обсуждения внесла 90 правок в проект УПК, но большинство из них не были учтены.

— Не могли бы вы назвать самые принципиальные, на ваш взгляд, мо­менты, которые не были учтены?

— В первую очередь адвокатура на-деялась на то, что будет устранен институт пыток, который существует в уголовном судопроизводстве испокон веку. Тот, кто участвует в уголовном процессе, приведет сотни случаев, когда доказательная база в райотделах формируется не в результате грамотной оперативно-розыскной, следственной деятельности, а с помощью психологического прессинга или даже физического насилия. Милиционеру гораз-до легче выбить показания, чем проводить реальную оперативно-следственную работу, потому что институт обжалования незаконных действий оперативных служб, следствия и их фиксации очень несовершенен. К тому же признание со времен Вышинского и до сих пор является у нас «царицей доказательств». Эти два фактора являются плодородной почвой для существования незаконных методов ведения следствия.

Были надежды, что новый кодекс под корень подрубит эту проблему. Они не совсем оправдались. Безусловно, принятие нового УПК — это огромный шаг вперед. Проект более детализированно регламентирует уголовный процесс. Очень много позитивных моментов, о которых говорят все. Но подробного механизма, который бы помог искоренить существующее положение вещей, в нем не заложено.

— В чем же, по-вашему, недоработка?

— В том, что недостаточно детализирован порядок задержания лица. Да, есть положения о том, что следователь обязан немедленно сообщить родственникам или адвокатам о задержании. Но вспоминается реальный случай, когда один из задержанных попросил реализовать это право, после чего получил от оперативного сотрудника удар в ухо со словами: «Хочешь еще звонить? Насмотрелся американских фильмов!»

Это, увы, распространенная ситуация. Наша рабочая группа предлагала детально регламентировать порядок фиксации уведомления адвоката и родственников, расписав, какой протокол составляется, кто участвует в его составлении, каким образом происходит уведомление, на какой номер звонили, а при отсутствии ответа обязать следователей сделать повторный звонок, направить телеграмму. Сейчас как все происходит в райотделе… Допустим, милиционеры все же звонят родственникам, но, если никто не берет трубку, оперативник говорит: «Все, мы позвонили, у тебя никого нет дома, так что давай работать». И фактически человек остается с репрессивной машиной один на один.

Мы также предлагали, чтобы было введено положение, по которому отказ задержанного от адвоката должен происходить исключительно в присутствии последнего. Да, в проекте очень грамотно прописаны положения об адвокатах, учтена практика Европейского суда по правам человека. Но тот, кто знаком с нашей реальностью, знает: если к человеку применяются незаконные методы ведения следствия, они в первую очередь направлены на то, чтобы заставить его подписать протокол об отказе от адвоката. Впоследствии доказать, что он сделал это под давлением, очень сложно.

Вызывает некоторое недоумение, что отдельная статья о правах адвоката из проекта УПК была вообще исключена.

 «Есть надежда, что позитивные изменения, которые заложены в проекте, на практике приостановят карательную машину»

 — Практически все эксперты, в том числе западные, утверждают, что в уголовном процессе появляется реальная состязательность, права защиты и обвинения, например по собирании доказательств, уравниваются.

— Да, в проекте УПК много позитивных моментов, например стороны на заключительном этапе обязаны предоставлять друг другу материалы дела. Хотя адвокат все-таки ограничен в собирании доказательств. У него есть право опрашивать людей, собирать данные, истребовать материалы, направлять запросы, но механизма привлечения к ответственности лица, которое не предоставило информацию по запросу адвоката, увы, нет.

Законодательство в этой сфере очень противоречиво — закон «О доступе к пуб­личной информации» в конфликте с законом «Об адвокатуре». Чтобы собрать те важные крупицы информации, которые могли бы помочь человеку, нужно приложить колоссальные усилия, и они не всегда приводят к результату. В кодексе задекларировано право на собирание такой информации, но упущен из виду механизм привлечения к ответственно-сти лиц, ее не предоставивших.

Мы также считаем, что доказательства, собранные адвокатом, следователь обязан приобщать к материалам дела и исследовать наравне со всеми остальными. На практике же он пишет всего одну фразу — доказательства, собранные адвокатом, не имеют значения для дела, и он не признает их допустимыми.

— То есть вы считаете, что после принятия нового кодекса следователь, прокурор все равно останутся ключевыми фигурами в уголовном процессе?

— Безусловно. Если говорить в целом — кодекс не обеспечит принципа равенства сторон обвинения и защиты.

Одно из замечаний рабочей группы ассоциации все-таки было принято во внимание. Проект, который обсуждался, закреплял отсутствие у стороны защиты права ознакомиться с особым мнением судьи. Это имели право сделать только следователь, прокурор, судьи высшего звена. К счастью, эта поправка была учтена.

— Новый УПК вводит несколько новых мер пресечения, таких как домашний арест, личное поручительство, при этом содержание под стражей называется «исключительной мерой пресечения». Насколько вероятно, что преступники начнут пользоваться демократизацией уголовного процесса и скрываться от правосудия?

— Расширение мер пресечения — это, конечно же, плюс. Да, появляются домашний арест, личное поручительство, залог расширен. Суд отказывает в применении меры пресечения в виде взятия под стражу, если прокурор не докажет необходимость ее применения. Но тот, кто был в судах и видел, как рассматриваются материалы об определении меры пресечения, знает, что процедура доказывания обычно сведена к минимуму. Следователь или прокурор без каких-либо доказательств говорят: у нас есть подозрения, что человек может скрываться от следствия. И исключительно на основании этого утверждения его отправляют за решетку.

В новом проекте говорится, что основанием взятия под стражу могут служить риски, которые дают достаточные основания следователю считать, что обвиняемый может уклониться от следствия. То есть речь идет не о наличии достаточных доказательств, а о наличии субъективных представлений у следователя. Одна эта фраза меняет все в корне.

— Будем надеяться, что новый УПК изменит ситуацию и заключать под стражу людей станут реже. Какая из предложенных альтернативных мер пресечения, по вашему мнению, наиболее прогрессивна?

— Будем надеяться, что практика пойдет по европейскому пути взятия обвиняемых под домашний арест. Но для этого нужны достаточно серьезные бюджетные вливания.

В США, скажем, на руку или ногу человека надевают специальное устройство, и, как только он выходит на улицу, в полиции мгновенно срабатывает сигнализация. Самые прогрессивные меры пресечения, которые должны применяться в случае совершения нетяжких преступлений, — это, безусловно, домашний арест, залог, личное поручительство.

То, что сейчас творится в СИЗО, трудно представить: камера рассчитана на 40 человек, а в ней сидят 60. Это, подчерк­ну, люди, которые официально по всем законам считаются невиновными, чья вина еще не доказана. И они могут долго сидеть в СИЗО в нечеловеческих условиях: воздуха нет, питание спровоцирует язву даже у здоровых людей, туберкулез, антисанитария. Часто людей сажают для того, чтобы выбить из них признательные показания: если хочешь на свободу — подписывай признательные показания. А сколько людей умирало в изоляторах из-за отсутствия медпомощи! И это при том, что даже врачи и руководство СИЗО говорят: людей нужно везти в больницу, а следователь или суд не принимают такого решения.

В целом же есть надежда, что те по­зитивные изменения, которые заложены в проекте, на практике приостановят карательную машину.

 «Сегодня обжаловать действия следователя и привлечь его к ответственности очень сложно»

 — По вашему мнению, каким образом должна быть выписана процедура обжалования действий суда и следователя?

— Задам вопрос: почему у нас столько негативных тенденций в уголовном процессе? Потому что сегодня обжаловать действия следователя и привлечь его к ответственности за нарушение прав человека: незаконные задержание, методы ведения следствия, изъятие личных вещей — очень сложно. Порядок обжалования не детализирован и сужен сугубо до обжалования таких действий прокурору. Прокурор, как лицо, заинтересованное в скорейшем направлении дела в суд и в позитивной статистике раскрываемости преступлений, не заинтересован в адекватной реакции на жалобы адвокатов. Новый проект сужает право на обжалование действий следователя сугубо до
8 случаев из сотен возможных.

Правда, есть и позитивный момент: появляется пункт об обжаловании решения об отказе в удовлетворении ходатайства о проведении следственных действий. Но что делать в других случаях — в случае незаконного назначения мер оперативно-розыскного характера, незаконного ведения следствия, проникновения в помещение, изъятия имущества? Новый кодекс говорит: все иные жалобы будут предметом рассмотрения во время подготовительного производства в суде. То есть после того, как следствие уже закончится. При этом каждый из бизнесменов прочувствовал на себе ситуацию, когда правоохранители являются в офис с постановлением об изъятии документов об отношениях с фирмой «А.», а изымают все без исключения документы, все носители информации, арестовывают денежные средства и т.д. И все знают, что эффективно обжаловать действия следствия сегодня нельзя. Это порождает безнаказанность и беззаконие.

— Между тем новый УПК вводит понятие следственного судьи, который и должен стоять на защите прав граждан. В чем, по-вашему, преимущество этого института?

— Да, это огромный плюс. Но, скажем, обжаловать действия следственного судьи или решение суда в процессе сложно — фактически сторона защиты лишена каких-либо рычагов влияния. Невозможно, скажем, заявить эффективный отвод предубежденному, заангажированному судье.

Приведу пример, может, он заинтересует политиков. У Юлии Тимошенко в период ее правления были все возможности инициировать принятие такого УПК, который не позволял бы следствию злоупотреблять правами или вести расследование только в ключе обвинения. Она этого не сделала. В итоге мы видели, что на процессе по ее делу ходатайства адвокатов зачастую игнорировались, суд отказывал им во всех просьбах. Других возможностей повлиять в таком случае на суд, кроме как кричать с трибун и топать ногами, у адвокатов нет.

 «Хочется верить, что оправдательных приговоров будет больше»

 — Есть ли механизмы, которые стимулировали бы судей выносить оправдательные приговоры, ведь сей-час их ничтожно мало?

— Да, статистика оправдательных приговоров на территории Украины — 0,2—0,36%. Даже в советские времена, в 1930-е годы, было до 30% оправдательных приговоров.

Из-за чего это происходит? Дело в том, что у нас в отношении 100 судей, которые вынесли оправдательные приговоры, — 100 дисциплинарных производств. Идет очень сильное давление. Вспоминается судья одного из районных судов (сейчас он работает в апелляционном суде), который оправдал мальчика, обвиненного в изнасиловании и убийстве матери. Найти реального убийцу сложно, вот и взяли сына, несколько дней избивали, пытали, затем основанное на этих признаниях дело направили в суд. Судья оправдал мальчика, так потом целый год на всех заседаниях, коллегиях этого судью стыдили.

Хочется верить, что ситуация изменится и оправдательных приговоров будет больше.

Еще один ключевой момент — нововведение, касающееся негласных методов сбора информации, как-то: проникновения в жилище, негласного следственного эксперимента, вмешательства в частное общение, аудио-, видеоконтроль и т.д. Право на ведение этих следственных действий дает возможность органам следствия, оставаясь неконтролируемыми, нарушать все возможные права на личную жизнь, частное общение и т.д. Преамбула выписана хорошо: никто не имеет права проникать без решения следственного судьи в частное жилище и т.д. Да, следователь должен иметь такое право, если у него есть подозрения, что гражданин занимается незаконной деятельностью. Но как застраховаться от такой ситуации, когда негласно в твою квартиру зайдет следственная группа и принесет с собой доказательства, которые тебя компрометируют: дискеты, пакет с героином и т.д?

— Вы считаете, следственный судья не застрахует от такой ситуации?

— Следственный судья дает разреше­ние на проникновение в жилье. А как осуществляется контроль за этим проникновением, что оперативники там будут делать — неизвестно.

— Как вы относитесь к таким новшествам, как отмена стадии возбуждения уголовного дела, институт судебных поручений. Какие новеллы вы бы отметили как позитивные?

— Из позитива — то, что был отменен институт возбуждения уголовного дела. То, что вводится такая стадия контроля над процессом, как участие следственного судьи, то есть наличие дополнительной стадии именно судебного контроля, которая до этого отсутствовала. Наличие всех предусмотренных международными конвенциями декларативных положений.

Можно только приветствовать установление четких сроков ведения следствия и содержания лица под стражей во время досудебного следствия. Сокращены сроки производства по делам. Но остается вопрос: а сколько человек может оставаться под стражей во время судебного следствия?

 «Пусть лучше выйдут на свободу пять виновных, чем будет посажен один невиновный»

 — Новый УПК планирует введение суда присяжных, прообразом которого послужил суд шеффенов, существующий во Франции, Германии и других европейских странах. В отличие от американских присяжных, шеффены участвуют в судебном процессе наравне с судьей. Насколько этот институт будет от­личаться от института народных заседателей, который недавно отменили в Украине?

— Суд присяжных, предусмотренный новым УПК, будет рассматривать дела об особо тяжких преступлениях. Это, безусловно, позитивно. Хотелось бы только, чтобы суд присяжных рассматривал дела и об особо тяжких, и о тяжких преступлениях. Может быть, это сделает невозможным привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности. Мы к этому не привыкли, посмотрим, как будет работать система, как будут формироваться списки присяжных.

— Согласно проекту УПК прокуратура в пятилетней перспективе лишает-ся следственных функций. Наверняка в адвокатском сообществе это новшество должны приветствовать…

— То, что прокуратура лишится функции следствия, — это однозначный позитив. Если функция прокуратуры будет «смещена» с карательной на надзорную на уровне законодательства, это будет еще одним положительным фактором.

— Юристы давно уже говорили о необходимости отмены института возвращения дела на дополнительное расследование, называя его архаизмом. Не позволит ли это виновным иногда избегать ответственности?

— Отмена института дополнительного следствия — это безусловный плюс. Возможно, это подтолкнет судей к вынесению оправдательных приговоров. Я придерживаюсь мнения, которое высказывали основатели адвокатуры — Федор Плевако, Анатолий Кони: пусть лучше выйдут на свободу пять виновных, чем будет посажен один невиновный. У нас, к сожалению, в настоящее время противоположная ситуация.

Сейчас рабочая группа Ассоциации юристов продолжает работать, мы будем все-таки стараться донести практические моменты до Верховной Рады и надеемся, что в новом УПК будут учтены предложения рабочей группы АЮУ. От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Это надо помнить и законодателям, и власть имущим, тем же прокурорам и следователям.

— Новый кодекс многие называют революционным. Насколько наши судьи, прокуроры, адвокаты готовы работать в новом процессе?

— Потребуется как минимум год, что­бы все участники процесса его освоили. Думаю, наши люди еще не готовы жить по новому кодексу. К тому же при колоссальной нагрузке в судах иногда нет времени прочитать даже действующее законодательство. Но тут выбирать не приходится — есть новый кодекс, есть новый порядок, и по нему нужно будет жить. Если бы мы жили в другой стране, я бы проголосовал за предложенный проект обеими руками и сказал: это классный кодекс. Но, зная, как это происходит у нас на практике и как следственные органы, чувствуя безнаказанность, идут на открытое нарушение законодательства, становится понятно, что все демократические принципы могут быть нивелированы в первую очередь нашим незрелым правосознанием и погоней за положительной статистикой.

К сожалению, по сравнению с развиты-ми демократическими странами наша правовая культура находится на очень низком уровне, поэтому все права и обязанности сторон и последствия их невыполнения должны быть расписаны до «молекул» — для того, чтобы постепенно сформировать грамотное правосознание.