Quo vadis, УПК?

Попытка совместить в новом уголовном процессуальном законе разные модели доказывания может пошатнуть принципы судопроизводства

С появлением проекта Уголовного процессуального кодекса надежда на реформирование украинской уголовной юстиции в соответствии с европейскими стандартами, так сказать, обрела четкие формы. Однако некоторые анонсированные изменения в процедуре досудебного расследования не вполне соответствуют заявленным целям.

Возбуждение дела — преграда или фильтр?

 В качестве бесспорного преимущества проекта УПК его авторы, входящие в состав созданной согласно указу Президента от 17.08.2010 №820 рабочей группы, называют ликвидацию стадии возбуждения уголовного дела. Это новшество преподносится как устранение «самой значительной бюрократической преграды в уголовном производстве». Только вот среди следователей особого воодушевления по этому поводу не наблюдается. И основания для уныния, к сожалению, не беспочвенны.

Является аксиомой то, что отдельные нормы Уголовного кодекса должны со­гласовываться со всей системой уго­ловно-процессуальных норм. Обеспокоенность вызвана пониманием проблематичности смешения различных моделей досудебного расследования, ведь сама по себе каждая из них представляет целостную логичную картину, а созданная на основе выхватывания отдельных норм из иной из них — лишена всякой логики.

Досудебное расследование и система норм, регулирующая этот институт в цивилизованных странах, основаны на двух моделях доказывания.

Первая модель — строгая, применяется в действующем УПК Украины, УПК Российской Федерации, большей части стран СНГ, Греции, Испании. Она основана на нормах, четко регламентирующих порядок сбора и использования доказательств, прямо предусматривающих обязанность следственных органов всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства дела.

Это предполагает выполнение след­ственным органом значительного объ­ема следственных действий с целью исследования всех обстоятельств дела путем строго определенного порядка сбора доказательств. Массив регламентированной работы по расследованию преступления, являющийся следствием необходимости соблюдения указанного принципа, предполагает наличие фильт­ра, призванного ограничить орган досудебного расследования от исследования обстоятельств, не содержащих признаков преступления.

В качестве этого фильтра выступает институт возбуждения уголовного дела, который представляет собой процессуальную деятельность по рассмотрению первичной информации о преступлении и может завершиться одним из двух решений: возбуждением уголовного дела или отказом в его возбуждении.

Стадия возбуждения дела дает возможность проверить обоснованность сообщения о преступлении, установить в деянии признаки преступления или обстоятельства, исключающие начало принудительной процессуальной деятельности и, как следствие, начать досудебное расследование либо оградить уполномоченный орган от затратного во всех отношениях производства.

Таким образом, вне зависимости от очевидности для следователя наличия (отсутствия) самого факта преступления и возможности получения сведений, дающих основание подозревать лицо, расследование уголовного дела по правилам строгого доказывания направлено на сбор доказательственного материала для судебного разбирательства. Стадия возбуждения уголовного дела здесь необходима как процедура официального начала досудебного расследования.

 Свобода от формы

 ФРГ, Франция, Швеция, Бельгия, Дания, романские кантоны Швейцарии в регулировании досудебного расследования применяют модель свободного доказывания. Оно не регулируется законом и не связано процессуальной формой. По сути, свободное доказывание представляет собой подготовку к доказыванию в суде, а сбор доказательств заменен отысканием носителей информации, которые лишь при рассмотрении дела судом могут стать доказательствами по делу. Объясняется это тем, что целью досудебного расследования является опре­деление вероятности установления фактов в суде на основании собранных в процессе дознания сведений, не имеющих доказательственного значения.

Так, Верховный суд ФРГ разъяснил: «…прокуратура должна не выяснять вопросы совершения преступления и вины в полном объеме, во всех деталях, а исследовать лишь, достаточно ли подозрений в совершении преступления и вине, которые указывают на вероятность осуждения обвиняемого. Для этого должны быть доказаны только некоторые обвинительные моменты, а выяснение противоречий между показаниями обвиняемого и полученными результатами дознания предоставляется суду».

При указанных обстоятельствах досудебное расследование в этих странах с некоторыми оговорками напоминает процедуру проверки заявлений и сообщений о преступлениях, предусмотренную ст.97 действующего УПК, с элементами оперативно-розыскной деятельности. Обязанность исследования всех обстоя­тельств уголовного дела в странах с моделью свободного доказывания ложится исключительно на суд, но не орган досудебного расследования. Поскольку процессуальное расследование фактически начинается в суде, то отсутствует и необходимость в стадии возбуждения уголовного дела.

То есть свободное доказывание как упрощенный порядок досудебного расследования дает возможность ограничиться получением лишь некоторых сведений для определения наличия самого факта преступления либо достаточности подозрения и принятия решения о передаче дела для процессуального расследования в суд либо прекращения производства. А это устраняет необходимость существования отдельной стадии возбуждения уголовного дела.

 Лучше не смешивать

 Предлагаемая же редакция ст.3 проекта УПК ставит задачу полного расследования преступления, а ст.10 вменяет в обязанность органу досудебного расследования и суду всесторонне, полно и непредвзято исследовать обстоятельства дела.

Однако если действующий кодекс относит обязанность всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства преступления лишь к производству по уголовным делам и не ставит такой задачи при проверке заявлений и сообщений о преступлениях, то с проектом УПК ситуация несколько сложней. Согласно ч.1 его ст.212 «следователь, прокурор безотлагательно, но не позже одного дня после подачи заявления, сообщения об уголовном правонарушении... обязан внес­ти соответствующие сведения в Единый реестр досудебных расследований и начать расследование».

Таким образом, необходимо всесторонне, полно и объективно исследовать обстоятельства, изложенные в любом заявлении и сообщении об уголовном правонарушении, так как любое из них, при отсутствии фильтра в виде стадии возбуждения уголовного дела, подлежит регистрации и расследованию с соблюдением указанных принципов.

Последствия ликвидации стадии возбуждения уголовного дела предсказать нетрудно.

По информации Верховного Суда, в 2010 г. судами удовлетворено 2,9 тыс. жалоб на постановления о возбуждении уголовных дел. Органами прокуратуры ежегодно отменяется около 3 тыс. таких постановлений.

По данным МВД, в 2010 г. органами внутренних дел зарегистрировано ­3139173 заявлений и сообщений о преступлениях, по 2314796 из которых принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела. То есть правоохранительные органы (учитывая также деятельность Службы безопасности и налоговой милиции) ежегодно исключают возможность расследования уголовных дел без малого по 2,5 млн заявлений и сообщений о преступлениях. Путем сложения можно прийти к выводу, что в следующие за принятием нового УПК годы только милиция обязана будет всесторонне, полно и объективно расследовать около 2,8 млн уголовных дел, большая часть которых заведомо не имеет судебной перспективы.

В связи с этим ожидаемая экономия ресурсов и времени, связанная с устранением стадии возбуждения уголовного дела как бюрократической преграды в уголовном производстве, при условии сохранения существующей модели доказывания, не вполне обоснованна.

 Новая «царица доказательств»

 Не соответствуют предложенному подходу к уголовному процессу и иные заимствования. Так, ст.222 проекта УПК вводит процедуру допроса свидетеля и потерпевшего в процессе досудебного расследования в судебном заседании (специальная процедура). При этом в ст.94 предложено закрепить право суда при рассмотрении дела по существу обосновывать свои выводы показаниями, полученными следственным судьей с соблюдением специальной процедуры.

В судебной практике не редки случаи, когда свидетель либо потерпевший не может быть допрошен вследствие тяжелого заболевания, немощи, смерти и иных неустранимых причин, в связи с чем возникает необходимость в несколько более широком понимании принципа непосредственности. Однако возможность выхода из создавшейся ситуации должна основываться на применяемых моделях доказывания.

Как указывалось выше, деятельность органов досудебного расследования ФРГ не предусматривает сбора доказательств, в связи с чем протоколы, составленные полицией или прокурором, не могут быть оглашены в суде. Следует легализовать данные досудебного расследования, чем и вызвана необходимость получать в исключительных случаях доказательства, которые могут быть приняты в качестве таковых судом при рассмотрении дела по существу. Именно необходимость получения доказательств в процессе деятельности, не связанной с их получением, привела к принятию §161-а УПК ФРГ, которым допускается такая процедура с участием следственного судьи. При этом полученные им показания имеют доказательственное значение и могут быть использованы судом при рассмотрении дела по существу.

Между тем как в действующем УПК Украины (ст.65), так и в проекте (ст.84) показания являются процессуальными источниками доказательств уже на стадии досудебного расследования. При этом согласно указанным нормам доказательственная сила показаний не различается в зависимости от того, кто их получил — следователь, прокурор или следственный судья. Они равны. А если так, то возникает вопрос: почему доказательства, полученные следственным судьей, имеют приоритет над доказательствами, полученными следователем?

Ответ на этот вопрос можно найти в ч.1 ст.222 проекта: «…допрос свидетеля или потерпевшего осуществляется в судебном заседании… в присутствии сторон уголовного производства с соблюдением правил проведения допроса во время судебного рассмотрения». Дескать, если свидетель допрошен судьей в присутствии сторон с соблюдением правил судебного следствия, то это и есть соблюдение принципа непосредственности со всеми вытекающими последствиями. С этим можно согласиться, если бы не одно «но». Полностью воспроизвести эти правила на стадии досудебного следствия невозможно хотя бы потому, что сторона защиты не ознакомлена с материалами, имеющимися у стороны обвинения. То есть одна из сторон на данной стадии расследования не готова и не может быть готова к допросу в связи с отсутствием в ее распоряжении всей необходимой для полноценного участия в следственных действиях информации. А это лишает ее возможности выявить вероятные противоречия в показаниях и, может быть, уличить допрашиваемого во лжи.

Не соответствует правилам допроса во время судебного рассмотрения дела и возможность его осуществления в отсутствие одной из сторон (проект это допускает). Даже если согласиться с «вотумом доверия» следственному судье, получение в отсутствие одной из сторон доказательства, не подлежащего проверке при рассмотрении дела по существу, не отвечает требованиям гласности, не обеспечивает полную достоверность доказательства. Здесь следует принять во внимание, что свидетель может добросовестно заблуждаться, умышленно оговаривать подозреваемого, давать показания под давлением и т.д. Да и полученные при указанных обстоятельствах показания не будут чем-либо отличаться от показаний, полученных в процессе допроса следователем либо прокурором.

Так или иначе, право обвиняемого допрашивать свидетельствующих против него признано Европейским судом по правам человека и является составной частью гарантии исследования всех показаний в присутствии обвиняемого в публичном процессе с предоставлением ему возможности их опровержения.

Причем то, что показания, полученные следственным судьей, считаются не под­лежащими проверке в условиях судебного разбирательства, противоречит принципам непосредственности и устности и, как следствие, гарантиям, закрепленным в ст.6 Конвенции о защите прав человека и основополагающих свобод.

 Исключение как правило

 Обращают на себя внимание и излишне широкие основания для допроса свидетелей и потерпевших следственным судьей. Так, допрос свидетеля и потерпевшего с применением специальной судебной процедуры допускается в исключительных случаях, которыми признаются:

• наличие опасности для жизни и здоровья указанных лиц;
• их тяжелая болезнь;
• наличие иных обстоятельств, которые могут сделать невозможным их допрос в суде;
• наличие обстоятельств, которые могут повлиять на полноту или достоверность их показаний.

Конструкции двух последних пунктов, содержащие так называемые резиновые понятия, можно считать неудачными. Неопределенность этих формулировок и отсутствие конкретики позволяют прийти к выводу: допрос свидетеля и потерпевшего может быть инициирован и осуществлен следственным судьей при любом удобном случае. Исключительный случай станет правилом. Все показания сомневающихся, ошибающихся, заблуждающихся, лгущих свидетелей и потерпевших будут закрепляться протоколом допроса следственного судьи. А суд первой инстанции не будет утруждать себя проверкой таких доказательств.

Таким образом, предложенное новшество вводит институт неравенства доказательств в уголовном процессе, приводит к отрицанию принципов непосредственности и устности и фактически лишает права обвиняемого на допрос показывающих против него свидетелей.

Можно предположить, что столь «удачный» опыт придания некоторым показаниям «статуса неприкасаемых» будет со временем перенесен и на иные следственные действия. Ведь если законопроект допускает возможность допроса следственным судьей неограниченного числа свидетелей, равно как и одновременный допрос двух и более лиц, то почему бы не распространить ­полномочия судьи на проведение опознания, следственного эксперимента и иных следственных действий, ограничив возможность исследования добытых таким способом доказательств при рассмотрении дела по существу?

 Легализация по-немецки

 В Германии к вопросу о легализации показаний, полученных следственным судьей, подход иной. Статьей 251 УПК ФРГ установлено, что допрос свидетеля (эксперта, подсудимого) может быть заменен оглашением протокола его допроса, ранее произведенного судьей, если:

1) допрошенные лица умерли, либо стали душевнобольными, либо их местонахождение не установлено;

2) явке указанных лиц для судебного разбирательства в течение продолжительного или неопределенного времени препятствуют болезнь, немощь или другие неустранимые причины;

3) явка этих лиц для судебного разбирательства может быть затруднена из-за удаленности;

4) с оглашением протокола согласны прокурор, защитник и подсудимый.

Только возможность наступления обстоятельств, изложенных в первых трех пунктах, является основанием, позволяющим следственному судье произвести допрос. При этом факт получения показаний следственным судьей не основание для запрета допроса свидетеля при рассмотрении дела по существу. То есть оглашение показаний ранее допрошенного следственным судьей лица допускается действительно в исключительных, четко оговоренных законом случаях. Сравнение явно не в пользу нашего проекта.

 Путаница в показаниях

 В соответствии со ст.84 проекта УПК показания наравне с вещественными ­доказательствами, документами, заклю­чениями экспертов являются про­цес­суальными источниками доказательств. При этом и вещественные доказательства, и документы, и заключения экспертов подлежат исследованию в судебном заседании (стст.349—352 проекта). В то же время ч.4 ст.94 оговорено, что «суд может основывать свои выводы лишь на показаниях, которые он непосредственно воспринимал во время судебного заседания или на полученных при специальных судебных процедурах во время досудебного расследования. Суд не вправе обосновывать судебные решения показаниями, данными следователю, прокурору, или ссылаться на них. Каков смысл в допросе свидетеля по поводу предыдущих показаний, которые не согласуются с его показаниями в суде (ч.4 ст.95 проекта)? Ведь в любом случае суд не вправе на них ссылаться и обосновывать ими свое решение. А если суд не может обосновывать свои выводы и судебные решения показаниями, данными следователю и прокурору, и ссылаться на них, то кем и каким образом будет дана оценка этим показаниям как заведомо неправдивым (ст.67 проекта)?

 Права защиты расширяются?

 Вызывают некоторые сомнения оптимистические заявления о революционном расширении прав стороны защиты на стадии досудебного расследования. Увы, даже право защитника на ознакомление с материалами, которыми обосновывается задержание подозреваемого, избрание меры пресечения или предъявление обвинения, декларируемое действующим кодексом и крайне своеобразно обеспечиваемое следователями, проектом не предусмотрено.

Забыта проектом и обязанность следователя знакомить подследственного и защитника с постановлениями о назначении экспертиз и заключениями экспертов. Что касается расширения прав защитника на собрание доказательств, то уместно будет просто процитировать ч.3 ст.92 проекта: «Сторона защиты… осуществляет собирание доказательств путем инициирования проведения следственных (розыскных) и иных процессуальных действий, истребования и получения от органов государственной власти, местного самоуправления, предприятий, учреждений и организаций, служебных и физических лиц предметов, документов, сведений, заключений экспертов, заключений ревизий и актов проверок». Уж очень похожи предлагаемые изменения на права, гарантированные пп.8, 13 ч.2 ст.48 действующего УПК.

 Обвиняемый как подозреваемый

 Авторы законопроекта отказались от института обвиняемого в процессе досудебного расследования. Анализируя положения ст.273 проекта, сложно прийти к однозначному выводу о цели новшества. Фактически содержание письменного уведомления о подозрении соответствует требованиям, предъявляемым к постановлению о привлечении в качестве обвиняемого в действующем УПК. В Конвенции о защите прав человека и основополагающих свобод, а также в последующих толкованиях Евросуда обвиняемым считается подозреваемое лицо, которому предъявлено обвинение в любом виде. Таким образом, подозреваемый, согласно проекту кодекса, соответствует понятию обвиняемого как вследствие позиции суда, так и вследствие содержания уведомления о подозрении. Отказ от формы, которой лицо признается обвиняемым, не изменяет процессуальный статус лица, однако создает проблему. Обязанность уведомить лицо о подозрении, изложив сведения о содержании подозрения, правовой квалификации уголовного правонарушения, фактические обстоятельства уголовного правонарушения, в совершении которого подозревается лицо, является результатом принятия следователем решения, облеченного в процессуальную форму. При этом в соответствии с ч.3 ст.109 проекта все решения органа досудебного расследования являются процессуальными и принимаются в форме постановления. Содержание письменного уведомления соответствует содержанию постановления.

Безусловно, дать в одной статье оценку всем нестыковкам процедур досудебного расследования, имеющимся в проекте УПК, нереально. Остаются нерешенными также вопросы признания следственного судьи судом первой инстанции, фактического устранения института понятых и многие другие. Однако изложенное выше дает достаточно оснований для вывода о необходимости определения модели доказывания в процессе досудебного расследования, порядка собирания и использования доказательств, возложения на следственные органы обязанности всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела.

Тогда, возможно, сами собой отпадут проблемы возбуждения уголовного дела, уведомления лица о признании его подозреваемым, правового статуса показаний свидетеля, прав защитника на параллельное расследование и многие другие странности и упущения проекта.

 

«Закон и Бизнес» приглашает читателей высказать свои предложения и замечания к проекту нового Уголовного процессуального кодекса на страницах нашей газеты. Мы убеждены, что именно ваша обоснованная позиция поможет законодателю прописать процедуру, которая бы максимально обеспечивала соблюдение всех принципов уголовного судопроизводства.