Член Совета адвокатов Киева Елена Сотник:

«В юридической профессии быть женщиной — это скорее минус, чем плюс»

«Комсомолка, спортсменка… и, наконец, просто красавица» — этими словами из известной советской комедии можно охарактеризовать партнера Адвокатского объединения «Адвокатская группа «Солодко и партнеры» Елену СОТНИК. Она не только успела к тридцати годам сделать карьеру, стать партером юридической компании, но и находит время для того, чтобы заниматься общественной работой, — является членом и Совета адвокатов столицы, и правления Ассоциации юристов Украины. Кстати, поводом для нашего знакомства стала ее победа в конкурсе Pro Bono Awards. Видимо, из-за своей молодости Елена не стесняется говорить о каких-то вещах, в которых вряд ли признаются ее коллеги постарше, — например, о разочаровании в профессии или о том, как бороться с захлестнувшим тебя негативом. Е.Сотник ведет сложные дела, помогает сиротам, рисует, медитирует, участвует во всевозможных проектах. А еще возникает ощущение, что ей интересны люди и жизнь. Наверное, поэтому и разговаривать с ней интересно.

«Многие адвокаты просто не знают о новых возможностях»

— В последнее время законодательная база кардинально изменилась: приняты новые УПК, законы «Об адвокатуре и адвокатской деятельности», «О бесплатной правовой помощи», готовится к принятию новый закон «О прокуратуре». Перемены обычно порождают какие-то неудобства. Как вы чувствуете себя в новой законодательной среде?

— Для меня перемены всегда означают новые возможности. Достаточно много нововведений, по каждому из них можно вести долгие дискуссии, но это однозначно возможности. Новый УПК — это возможности нового правоприменения, новой практики, абсолютно новых подходов, потому что ряда институтов, введенных кодексом, раньше не было. А они достаточно эффективны. Например, та же сделка с правосудием. Нужно понимать психологию людей, подозреваемых в совершении преступлений. Далеко не все из них готовы идти до конца и доказывать свою невиновность, особенно учитывая низкий процент оправдательных приговоров в нашей стране.

— Кстати, по поводу оправдательных приговоров — вы верите, что благодаря новому УПК их количество должно возрасти?

— Конечно, спустя год после того, как вступил в действие новый УПК, еще рано говорить о каких-то тенденциях. Тем более что многие дела, которые были рассмот­рены за этот год, возбуждались и рассматривались по старому кодексу. Статистика этого не учитывает, поэтому не может рассматриваться как показательная. Должно пройти какое-то время.

— А какие возможности дал новый закон об адвокатуре?

— Если говорить о данном законе, то многие адвокаты просто не знают о новых возможностях. Например, это касается административного наказания за непредоставление чиновниками информации на адвокатский запрос. Это прекрасный инструмент.

Когда представители правоохранительных или государственных органов систематически не выполняют требования закона, то, если последует одно админвзыскание, второе, третье, шестое, думаю, получив седьмой запрос, они точно начнут предоставлять информацию. Поэтому такой инструмент однозначно нужно использовать. Вопрос в другом: наше законодательство содержит очень много спорных моментов относительно закрытой информации — какую можно предоставлять, какую нельзя, нет четкого перечня. Поэтому государственные органы очень часто злоупотребляют этим.

Я сама являюсь уполномоченным Совета адвокатов г.Киева на оформление админпротоколов и прекрасно понимаю, что в каждой конкретной ситуации могут возникнуть спорные моменты. Сегодня ты выписал админпротокол, а завтра тебя вызывают в суд и там всплывают какие-то законодательные ограничения или внутренние инструкции.

— Наверное, тут многое зависит от позиции судов.

— Действительно, многое зависит от того, как себя поведут судьи, насколько детально вникнут в ситуацию.

Еще один момент — это качество оформления протокола, потому что зачастую нужно проделать очень большую работу, прежде чем его составить. Бывают элементарные ошибки, например, когда в запросе не указана информация об ордере или доверенности и адвокату могут не ответить просто из-за несоблюдения этой формальности. И это уже проблема не госоргана, а адвоката, некачественно оформившего документ.

И АЮУ, и, думаю, Совет адвокатов г.Киева будут проводить работу по повышению грамотности адвокатов в этих вопросах, потому что если запрос будет подготовлен качественно, с четкими вопросами, с четким пониманием, что можно получить в результате, то отказов станет значительно меньше. Даже если ответа не последует, нам будет намного легче составить админпротокол.

«Здоровая конкуренция со стороны зарубежных адвокатов нам не помешает»

— Помимо этого права, какие еще возможности лично вам дал новый закон?

— Есть очень положительный момент, касающийся проведения процессуальных действий в отношении адвоката. В законе четко прописано, что при этом обязательно должны присутствовать представители регионального совета адвокатов. Эти люди — сами адвокаты, и они прекрасно знают: первое, что есть у защитника, — это его репутация, и часть ее — документы, адвокатские досье, находящиеся в его офисе, та информация, которая иногда жизненно важна для клиента. Совет адвокатов обязан следить, чтобы во время проведения процессуальных действий не была нарушена адвокатская тайна, потому что от этого могут пострадать очень многие люди, клиенты адвоката, даже те из них, которые никак не связаны с такой ситуацией. Это большой плюс закона.

Сейчас очень активно обсуждается вопрос правильного распределения средств, которые будут получены в результате уплаты членских взносов. Это достаточно большая сумма, и она дает возможность реализовать какие-то программы, например образовательные. В Киеве планируют создать информационный портал. Сейчас СА г.Киева работает над его концепцией. Он будет включать несколько платформ — и обмен адвокатским опытом, и общение, и, возможно, это будут базы документов, доступ к документам. Ведь крупные адвокатские компании, объединения в силах оплачивать информационные базы, другие сервисы, а у многих адвокатов нет такой возможности. И, учитывая, что они платят взносы, мы решили им дать возможность доступа к подобным базам, чтобы максимально облегчить работу. Пока что этот проект на стадии обсуждения.

— Новый закон «О прокуратуре» тоже существенно расширит права адвокатов...

— Да, права адвокатов этим документом действительно расширяются, например, появляется возможность беспрепятственно заходить во все органы власти.

А полномочия прокуратуры значительно урезаются. Но я бы пока не загадывала. Неизвестно, в каком объеме этот закон будет принят. Прав прописано много, но вопрос может возникнуть с механизмом их реализации. Очень часто на бумаге мы имеем много хороших вещей, но когда реального механизма их реализации нет — оказываемся в тупике.

— Как вы относитесь к тому, что закон допустил на украинский рынок зарубежных адвокатов?

— Думаю, нам никуда от этого не деться, и рано или поздно придется пустить на наш рынок зарубежных адвокатов. Тогда, скорее всего, придется подтягиваться и нам.

Если сравнивать наш рынок с рынком США, Великобритании, даже Европы, то производительность труда у нас намного ниже, чем у них. По сравнению с нами они реальные трудоголики. Эффективность наших юристов, включая и меня, — значительно ниже.

— В чем это проявляется?

— Есть так называемые эффективные часы — те, которые вы реально выставляете клиентам в счетах. Так называемый биллинг. В нашей стране биллинг тоже имеет свою специфику. Это достаточно сложный для восприятия как клиентами, так и самими юридическими компаниями процесс.

Одни считают, что в счет должно включаться все с момента, когда адвокат сел за компьютер, с учетом обеда, перерыва на кофе и т.д. У других иной подход — мол, следует считать только самые эффективные трудоминуты, когда рождаются идеи, стратегии. Тут нужно найти золотую середину.

В Великобритании ее давно нашли и распределили эти трудозатраты — есть эффективные часы, которые непосредственно тратятся на предоставление услуг, есть административные часы и т.д. И за это предусмотрены разные ставки.

Конечно, рынок требует гибкости. Приходится делать скидки и каким-то образом отходить от окончательной суммы. Это диктуют реалии рынка. Когда наблюдается стагнация экономики, это сказывается и на юридическом рынке.

Думаю, здоровая конкуренция со стороны зарубежных адвокатов нам не помешает.

«Все самые важные вещи мы делаем, сами того не замечая»

— Вы стали победительницей в одной из номинаций Pro Bono Awards. К сожалению, пока в Украине очень немногие юристы настолько сознательны, чтобы заниматься благотворительной деятельностью. Что для вас стало толчком к работе в сфере pro bono?

— Однажды мы с коллегами совершенно случайно попали на мероприятие для детей-сирот в детский дом, и воспитатели в разговоре с нами рассказали о чисто юридической проблеме. Возникло желание поучаствовать в ее решении. А когда ты начинаешь помогать кому-то, кому никто другой не поможет, то волей-неволей этим заражаешься. У первого ребенка была серьезная проблема, и мы ему очень оперативно помогли. Потом был второй, третий, четвертый…

Вопросы были разные. Это и получение высшего образования. Например, когда несмотря на то, что у сирот есть гарантии получения высшего образования, вуз их просто не принимает по каким-то причинам, зачастую совершенно формальным. Это и проблемы с жильем. Сейчас в основном все мои проекты pro bono связаны с этой темой. Дело в том, что, когда ребенок выпускается из детдома, дома-интерната или дома семейного типа, он имеет право на получение жилья. Это право — особенно в провинции — полностью игнорируется. Перед такими детьми закрывают двери, их выталкивают из кабинетов, госслужащие при этом зачастую ведут себя очень грубо. Мы беремся за подобные дела.

Так получилось, что вначале мы время от времени вели некоторые дела, потом решили сделать помощь более системной — научить детей самим себя защищать. Вы правы, многим юристам это не интересно, и мы решили, что нужно учить детей знать свои права и отстаивать их.

Была выпущена брошюра, в которой в доступной форме рассказывалось об их основных правах, как они должны их защищать, куда им идти, какие документы нужны. Затем создали горячую линию, задействовав волонтеров-студентов. Для них это — хорошая юридическая практика, а для нас — некий социальный вклад. Я организовала такую горячую линю при АЮУ и Лиге студентов АЮУ, мы нашли 20 волонтеров, которые и сейчас каждый день дежурят на телефоне. Это бесплатная линия, которая финансируется мной лично, действует она на постоянной основе. Туда может позвонить любой ребенок из любого уголка Украины.

Мне кажется, юридическое сообщество все-таки потихоньку меняется, движется в сторону социальной ответственности. Многие коллеги начинают задавать вопросы: «Чем можно помочь? Как помочь?» Так что я надеюсь, что со временем помощь будет более системной.

— На презентации Pro Bono Awards вы упоминали о каком-то масштабном проекте в сфере КСО?

— Это КСО-проект, но немного в другой сфере — не правовые услуги pro bono, а уже глобальная социальная ответственность. Мне очень импонирует опыт Малайзии — они тоже начали с экономических реформ, с изменения политической системы. Но заметили, что, несмотря на технический прогресс, движения в социуме нет. И тогда они поняли: чтобы обеспечить высокий уровень развития страны, нужно сначала повысить сознание общества. У меня есть много друзей, единомышленников, которые тоже понимают, что мы можем много говорить об экономических, политических, юридических реформах, но начинать надо с изменения менталитета, с развития общества.

Проект, о котором сейчас идет речь, посвящен брендингу Украины. Но не внешнему, не рекламе того, какие мы умные для кого-то со стороны. Это все-таки брендинг для нас самих. Потому что главная проблема в том, что наши люди в себя не верят и в страну не верят.

— И как вы собираетесь заставить людей поверить в себя?

— Заставлять не нужно. Есть очень простой принцип — показать на примере. На примере того, что у нас были и есть такие люди, которые, несмотря ни на что, и во времена СССР, и во время репрессий, и когда был полнейший развал, продолжали делать какие-то важные вещи и, не стесняясь, говорили о том, что они — украинцы. Сегодня о них знает весь мир, и благодаря им в каких-то очень узких сегментах о нас тоже знает весь мир. Просто нам об этом неизвестно. На самом деле мы многим можем гордиться.

— То есть этот проект просто напоминает об этих людях…

— Да, в нем заложен такой принцип: земля — люди — факты. Первый уровень — земля, то есть те ценности, которые есть на территории Украины: полезные ископаемые, научно-технический потенциал. Следующий уровень — истории успеха наших людей, и таких очень много. И третий — это факты. Мы многого не знаем о том, что сейчас происходит в стране и что происходило раньше. Правдивой истории нам еще предстоит учиться. Есть какие-то неприятные моменты, но о них тоже нужно говорить и их тоже нужно принимать.

Старт проекта начнется с появления информационного портала, в котором будет содержаться вся информация. Следующий этап — проморолики. И отдельный этап — это ценностно-ориентированное образование, работа с будущим Украины, то есть со школьниками. У нас есть команда людей, которые сейчас работают над проектом, и, надеюсь, мы скоро его презентуем.

— На презентации вы говорили: в какой-то момент почувствовали, что работа юриста перестала приносить вам удовлетворение, что чего-то в жизни не хватает, и это, в частности, привело вас к работе в сфере pro bono. Помогла ли благотворительная деятельность преодолеть кризис, дала ли что-то в плане личного и профессионального развития?

— Не знаю как у других юристов, но у меня действительно году на пятом работы возникло стойкое ощущение разочарования. Ты что-то делаешь, но не видишь никакой ценности результата. Очередной проект закрыла — и, кроме денежного вознаграждения и короткого удовлетворения очень спорным успехом, ничего не получаешь. Были разные попытки поиска себя и выхода энергии. И совершенно случайно открыла эту возможность — благодаря своим знаниям реально кому-то помочь.

Когда ты видишь позитивный результат, когда человек тебе благодарен, и не деньгами, а просто, искренне, потому что надежды на помощь до этого не было, вот тут-то и происходит какой-то щелчок. В нашей стране, где профессия юриста совершенно обесценена, наверное, это та ценность, которую я смогла получить. Когда у тебя не просто образование юриста, а ты можешь поделиться своим опытом, знаниями и реально принести определенную пользу.

Первый случай, о котором я говорила, дал какое-то вдохновение, толчок. И пошло дальше и дальше. Сегодня у меня (кроме сугубо личного времени) время рабочее и на социальные проекты делится 50 на 50. Для меня это даже интереснее, чем работа. Потому что от этого получаешь совсем другую отдачу, она куда более весомая. Нам иногда кажется, что есть какая-то важная миссия в этой жизни, что мы должны совершить что-то значительное, но не знаем, что. На самом деле все самые важные вещи мы делаем, сами того не замечая, — например, когда кому-то помогаем.

Наверное, как в той притче, когда человек попадает на небо и спрашивает Бога: «Какая у меня была миссия в этой жизни?» А Бог ему отвечает: «Помнишь, когда ты ехал в поезде, старушка попросила у тебя кусок хлеба, а ты отказал? Вот это и была твоя миссия на земле». Возможно, это действительно так. В какой-то момент кому-то протянуть руку, помочь в чем-то маленьком — это и есть наша миссия. Не скажу, что такова моя жизненная философия, но меня притягивают какие-то ситуации.

— После того как вы стали заниматься pro bono, разочарование в профессии прошло?

— Однозначно нет. Оно не пройдет, пока не поменяются ценности в этом обществе и этом государстве, пока не начнет глобально меняться профессия и юристы не начнут сами себя уважать. А у меня исчезло разочарование, связанное с пустым времяпрепровождением. Работа ради работы и была для меня таким времяпрепровождением. Просто получение денег? Но ведь деньги — это все равно энергия. Если ты ее не на то тратишь — она к тебе не возвращается. Если тратишь на правильные вещи — она не только возвращается, но и преумножается. Но если работаешь просто ради получения этой энергии и никуда ее не отдаешь — какой в этом смысл? Если оставаться в профессии, работать ради денег и ничего не делать полезного хотя бы для своей семьи — это абсолютная пустота…

— Но ведь, будучи адвокатом, тоже можно делать что-то полезное…

— Наверное, да. Сейчас ведется очень бурная дискуссия по поводу стажировки адвокатов… В проекте закона «О прокуратуре», если читать его внимательно, есть отдельная статья, которая вносит изменения в закон «Об адвокатуре и адвокатской деятельности». Если ее примут в том объеме, в котором она подана, то стажировка станет бесплатной.

Вопрос стажировки уже вызвал бурю эмоций и конфликтов. У меня достаточно сложная ситуация: я — член СА г.Киева и член правления АЮУ. У меня как у члена правления, адвоката и партнера юридической компании есть четкая убежденность в том, что стажировка должна быть либо бесплатной, либо за символическую плату, которая покрывает какие-то административные затраты. Я вообще считаю, что это та часть социальной ответственности адвокатов, которую они должны в какой-то мере на себя брать. Особенно адвокаты, которые уже состоялись. Например, для меня не проблема взять на стажировку двух-трех молодых юристов или несколько часов в месяц читать курс по развитию профессии либо по уголовному или семейному праву. Просто я не могу это делать, поскольку являюсь членом совета адвокатов. Думаю, это не проблема и для многих других адвокатов. Вопрос в том, как это правильно организовать и с каким запросом обратиться к адвокатскому сообществу, и люди будут готовы.

— Между тем на одном из заседаний САУ, на котором обсуждался этот вопрос, многие представители местных советов адвокатов приняли в штыки возможность бесплатной стажировки…

— Давайте мыслить здраво. Может быть, в Киеве 24 тыс. грн. — это реальные деньги для молодого юриста. А возьмем Винницу, Кировоград (я уже не говорю о глубинке) — там у людей в принципе нет никаких шансов пройти стажировку, если нужно будет заплатить такую сумму. А значит, доступ к профессии искусственно ограничивается.

Если вы хотите сделать адвокатов избранными и ограничить доступ к профессии — пусть это будет с помощью очень сложных экзаменов. Я  только за. А делать это искусственно, через стажировку…

У меня возникает вопрос. Говорят, люди тратят свое время, нужно компенсировать их затраты. Но если рассуждать логично, то я не думаю, что для успешного, уважающего себя адвоката деньги, предусмотренные за стажировку, являются адекватной платой и он не может ими пожертвовать ради своего социального статуса. Для меня стажировка — хорошая возможность изменить психологию наших адвокатов. Это как раз возможность всех сплотить и научить, что можно что-то делать безвозмездно. Как по мне, это очень ненавязчивый вариант «мягкого» pro bono.

«Клиентам иногда нужно не решение, им важен сам процесс»

— У вас есть сертификат медиатора. Считаете ли вы, что у медиации есть перспективы в Украины и нет ли конфликта между медиаторами и юристами, работающими в суде?

— Я не вижу конфликта. У меня 9 лет практики в области семейного права. И до сих пор, если дело кажется любопытным, я никогда от него не отказываюсь. Мне это просто интересно, поскольку у меня психологическое образование. Интересно «разрулить» ситуацию с минимальными потерями для семьи.

Я все время говорю о том, что, как только семья идет в суд, это потери для обеих сторон. Выигравших в этой битве не будет, будут только проигравшие. Потому что это долго и неприятно.

Представим двух людей, которые имеют совместное прошлое. Они при­шли в суд, чтобы решить свои проблемы (в том числе имущественные, с детьми), но к конечной точке, когда суд закончится, они придут совершенно другими людьми, с вывернутым сознанием. Потому что хочешь не хочешь, а в конфликтной ситуации ты показываешь все негативное, что в тебе есть.

Но успех медиации зависит от развития общества, от того, насколько люди будут готовы сесть за стол переговоров, преодолеть свою боль, которая все равно со временем пройдет, и начнется новая жизнь. А вот те потери, которые они понесут в связи со своими конфликтами, не восполнятся и те травмы, которые они нанесут себе и детям, не заживут.

В семейных спорах медиация — своего рода панацея. Да, медиатор получит меньший гонорар, чем получил бы адвокат, который растянул бы процесс на 4 года. Но есть закон экономики — количество рождает прибыль. Если 4 года длится спор, сколько ты сможешь таких дел самостоятельно потянуть? 10, 20, от силы 30, если очень трудоспособный. Медиатору же нужно 3—4 встречи, чтобы закрыть вопрос. В течение недели-двух он может решиться. И таких дел за неделю может быть от 5 до 10.

В «семейной» медиации хорошо работать в паре, особенно если это мужчина и женщина. Потому что важно четко отслеживать состояние сторон (одна — жертва, вторая — нападает), и одному медиатору может быть немного сложно. Нужно утихомирить эмоции одного и аппетиты другого. А два медиатора очень удачно балансируют. У нас был успешный опыт такой работы.

Не особо верю в то, что могут договариваться бизнесмены, но семейные споры — это стопроцентное попадание.

— Вы упомянули психологию. Насколько я знаю, уже будучи юристом, вы поступили на факультет психологии.
С чем это было связано?

— Во-первых, работа юриста, особенно партнера, — это работа с людьми. Каждый день нужно через себя пропускать судьбы людей, и для партнера особенно важно, чтобы клиент чувствовал себя комфортно и спокойно. Твоим преимуществом будет, если клиент скажет: «Мне с ним спокойно». Это ощущение не приходит только от того, смог ты получить положительное решение или нет. Я лично столкнулась с тем, что клиентам иногда нужно не решение, им важен сам процесс, в котором они должны чувствовать себя уютно. Иногда бывает так: ты с человеком общаешься и понимаешь, что ему нужно, а эффекта нет. Как будто стена какая-то. Некоторые клиенты даже уходили из-за того, что их ожидания не совпадали с тем, что делает адвокат.

Практически любой бизнес строится на коммуникации. Коммуникация — это умение установить отношения с человеком, умение понять, что ему нужно, от чего ему комфортно. То есть толчком стала потребность находить максимально эффективные способы общения с клиентами, партнерами. Вообще с людьми.

— Кстати, вам приходится общаться с разными людьми, многие из них, особенно если речь идет об уголовных процессах, несут негатив. Есть ли какие-то эффективные способы его снять?

— Негатива в профессии юриста действительно очень много, напряжение очень велико. Часто приходится принимать решения в сжатые сроки, к тому же ситуация может быть для тебя весьма некомфортной, но этого требуют интересы клиента.

Что касается способов снять негатив, то первый — бороться с суетой. У каждого свои варианты, но есть какие-то классические инструменты. Для меня это творчество. Если бы мне сказали, что буду рисовать, никогда бы не поверила. В детстве мама даже рисовала за меня картинки для уроков рисования. Но в какой-то момент мне посоветовали попробовать. И сейчас я удивляюсь сама себе и творческим возможностям человека. Когда отпускаешь себя, это какой-то совершенно иной поток энергии, он смывает весь негатив.

Второй способ — смотреть по сторонам. Года полтора назад я поняла, что совершенно перестала это делать. Многие юристы зациклены на постоянном круге (дом — работа — семья). Спросите у среднестатистического украинца, сколько раз за последнюю неделю он смотрел на небо. Думаю, процента два признаются, что делали это. У меня есть личный тренер — человек, который помогает находиться в правильном настроении, тонусе, идти к тем целям, которые я для себя наметила. Он мне подал простую идею: начать смотреть на красивые вещи. Для меня это — архитектура, одежда, люди. Психология помогает глубже видеть людей. Не просто — этот не так одет, а почему он так одевается? Почему у него такое выражение лица? И когда ты начинаешь в это вникать, рабочий негатив сам собой отпадает.

Идеальная вещь для снятия напряжения — медитация. Это умение находиться здесь и сейчас и наблюдать за тем, что происходит. Но это не так просто, ведь это то, от чего отучали еще наших бабушек и дедушек, когда приучали к планированию на пятилетку. Нужно учиться жить «в моменте» — это самый большой плюс медитации.

— Юрист — достаточно циничная профессия, и со временем происходит профессиональная деформация. Ощущаете ли вы ее на себе и есть ли какие-то способы этого избежать?

— Честно говоря, я вынашиваю идею и даже уже ее прописываю — организовать тренинг для юристов. Потому что через 7—8 лет в профессии действительно возникает первая критическая ситуация, когда начинается серьезная ломка. Когда идеалы рушатся, а на их место приходит цинизм. Тут мне очень помогает психологическое образование. Есть намерение сделать отдельный курс некой реабилитации собственных целей и нахождения себя заново.

— Сейчас многое меняется, но в юридической среде, как практически в любой профессиональной сфере, доминируют мужчины. Вам было сложно пробиться, стать партнером?

— Однозначно было очень сложно. По моему мнению, в юридической профессии быть женщиной — это скорее минус, чем плюс. Можно тысячу раз говорить о том, что обаяние, привлекательность дают какие-то бонусы, но на самом деле все это, наоборот, создает много проблем.

Во-первых, однозначно отвлекает. Во-вторых, это некий стереотип, который, видимо,  существует в головах некоторых мужчин — мол, красота и молодость не могут совмещаться с умом. Я помню первые года 3—4 мне приходилось очень долго доказывать моим клиентам, что я что-то могу, прежде чем они начинали воспринимать меня всерьез. И тут надо отдать должное моему нынешнему партнеру Евгению Солодко, который тогда был моим начальником, — с помощью харизмы и авторитета он убеждал всех в моем профессионализме. Он и по сей день это делает, потому что до сих пор у меня иногда возникают такие проблемы.

Да, это мир мужчин, в котором и не нужно пытаться быть мужчиной. Я поняла это совсем недавно. До этого старалась полностью соответствовать мужчинам по временным затратам, энергии, в получении образования, повышении квалификации. Но потом наступило прозрение, я поняла, что это был ошибочный подход.

Как только ты перестаешь пытаться поспевать за мужчинами, привносишь в профессию женскую составляющую, женскую энергию, многие проблемы исчезают.