Закон і Бізнес


Член правления АЮУ Николай Очкольда:

«Адвокат не может гарантировать, что суд примет положительное решение»


№42 (1132) 19.10—25.10.2013
ЮЛИЯ ГАЙДАЙ
7963

Николай ОЧКОЛЬДА — один из тех счастливчиков, которые умудряются успевать если не все, то во всяком случае куда больше, чем большинство окружающих. Помимо того, что Николай Геннадьевич — управляющий партнер Адвокатской компании «Легитимус», адвокат, он еще и член дисциплинарной палаты КДКА Киевской области и председатель постоянной комиссии по вопросам государственной регистрации прав на недвижимое имущество общественного совета при Государственной регистрационной службе Украины, да к тому же совмещает все это с деятельностью в общественной организации — Ассоциации юристов Украины. Соответственно, и разговор у нас с ним получился довольно «разносторонний» — и о законе «Об адвокатуре и адвокатской деятельности», и о дисциплинарной практике, и о новом порядке регистрации прав на недвижимость. Кроме того, Н.Очкольда рассказал в интервью «ЗиБ» о том, действуют ли на нерадивых адвокатов, жалобы на которых приходится рассматривать, уговоры и боятся ли украинские защитники иностранных конкурентов.


«Когда адвокат берет стажера — это скорее его социальная нагрузка»

— Николай Геннадьевич, прошло уже больше года с тех пор, как был принят новый закон «Об адвокатуре и адвокатской деятельности». Изменил ли он жизнь обычных адвокатов, и если да, то в лучшую или худшую сторону?

— Во-первых, напомню, что прежний закон был принят еще в 1991 году, а ведь общество растет, развивается и требует, чтобы законы регулировали те процессы, которые в нем происходят. Нельзя стоять на месте. За 20 лет общество сильно изменилось. Адвокатура — не исключение. Поэтому принятие нового акта было насущной потребностью, и, на мой взгляд, это позитив, я всегда за, когда есть попытки что-то изменить к лучшему. Прежде всего огромный плюс — это усиление гарантий прав адвоката. Небольшой пример: теперь для того, чтобы провести обыск в офисе защитника, необходимо присутствие представителя местного совета адвокатов. Это очень важно, ведь в таком случае практически невозможны какие-либо манипуляции со стороны правоохранителей. Еще один позитив — то, что возросло значение адвокатского запроса.

В то же время ни один закон не может сразу же удовлетворить все потребности, для этого необходимо время. Какие-то моменты естественным образом исчезнут, а что-то, наоборот, нужно в этот документ привнести. Очень важно, чтобы закон не был статичным, а адвокатское сообщество проявляло активность и выдвигало свои предложения. Не исключено, что через какое-то время придется вносить изменения в этот правовой акт, чтобы устранить допущенные ошибки, недочеты.

— Может быть, уже сейчас вы замечаете какие-то моменты, требующие внесения изменений?

— Ну, например, утвержденная САУ норма о стажировке — достаточно спор­ная и была весьма неоднозначно воспринята юридической общественностью. С одной стороны, я понимаю: чтобы провести стажировку, необходимо потратить энергию и время — 550 часов, с другой стороны, учитывая в первую очередь уровень благосостояния наших людей, установленная сумма слишком велика.

— На последнем заседании САУ было принято решение отдать решение данного вопроса на откуп местным советам адвокатов. Может быть, это компромисс?

— Возможно. Думаю, адвокатура не должна быть в отрыве от общества. У нас больше 100 тыс. практикующих юристов, свыше 37 тыс. адвокатов, и, зная ситуацию в стране, реакцию людей на такое решение, необходимо было каким-то образом откорректировать ситуацию. По-моему, это неплохая идея — отдать решение данного вопроса на откуп местным советам, потому что и уровень затрат, и уровень доходов в разных регионах разный: одно дело — глубинка, и совсем другое — столица. А то, что сейчас принимаются такие решения, говорит о том, что закон «живой», не статичный, и те спорные вопросы, которые вызывают резонанс в обществе, определенным образом регулируются. Возможно, в будущем примут другое решение, но пока это определенный шаг навстречу тем, кто хотел бы стать адвокатом.

— Кстати, а у вас в фирме есть стажеры?

— Нет, но, если честно, я был бы не против взять стажера. Откровенно говоря, бремя и озвученная оплата труда адвокатов — руководителей стажировки несоизмеримы с затраченными усилиями, временем. Поэтому, когда адвокат берет стажера — это скорее его социальная нагрузка и желание передать какие-то знания, воспитать преемника. Это и социальная миссия, и более долгосрочная перспектива развития. Потому что есть понимание школы, есть система цеховых ценностей. И важно, когда адвокаты формируют определенное сообщество с неким мировоззрением, принципами. Тогда человек будет сам оценивать свое поведение и не допускать тех или иных поступков, так как это противоречит его убеждениям. Просто потому, что он считает: адвокат не может так поступить.

Как показывает практика, никакие жесткие методы не будут действенными. Все должно идти изнутри. И, когда речь идет о стажировке, у людей можно сформировать правильный подход. Человек, который прошел стажировку у квалифицированного адвоката, и сам будет квалифицированно предоставлять услуги, чувствовать принадлежность к некой касте и придерживаться ее принципов. Это репутация адвокатуры, отношение к ней общества. В некоторых случаях вы также можете вырастить сотрудника или даже партнера для своей компании.

И хотя у меня нет стажеров, я считаю, что это — отличная вещь. Когда сдавал экзамен для приобретения права на занятия адвокатской деятельностью, не требовалось проходить стажировку, но тогда я был бы не против этого. Очень важно, чтобы кто-то более опытный мог что-то подсказать, посоветовать.

— А в чем еще закон усилил позиции адвокатов?

— Примеров усиления гарантий адвокатской деятельности — масса. Это, как я уже говорил, и «усиление» адвокатских запросов. К сожалению, раньше чиновники игнорировали их. Сегодня благодаря закону, а также неравнодушному отношению защитников и руководства ВКДКА в этом отношении произошел определенный качественный сдвиг: данные вопросы активно обсуждаются, в Киеве даже удалось через суд привлечь чиновника к административной ответственности за непредоставление адвокату информации в ответ на его запрос. А это очень важно, когда можно быть уверенным, что лицо, нарушившее твои права, будет наказано.

Основная идея закона, на мой взгляд, — сделать адвокатуру независимой от государства. Ведь очень часто защитник выступает в уголовных процессах, в которых государство имеет какой-то интерес. И принципиально, чтобы адвокат, представляющий ту или иную сторону, был по-настоящему независимым, чтобы на него не оказывали влияния извне.

Можно также отметить усиление органов адвокатского самоуправления — это тоже важно. Так же, как и гарантии повышения адвокатом квалификации, и прописанное в законе обязательство ее повышать. И это правильно. Потому что человек, сдавший экзамены и давно не практикующий, теряет квалификацию, ведь у нас достаточно динамичное законодательство.

Среди очевидных позитивов — усиление защиты адвокатской тайны. Это важно, потому что адвокат зачастую по­лучает от клиента конфиденциальную информацию и недопустимо, чтобы его заставляли кому-то ее рассказать. А сейчас даже предусмотрена ответственность за разглашение тайны.

Но в целом год для закона — это довольно мало, акт все-таки должен больше поработать. Из того, что можно было бы и поменять: стоило бы обсудить и расширить формы осуществления адвокатской деятельности. Мы, например, сейчас являемся обществом с ограниченной ответственностью и оказываем юридические, адвокатские услуги. Нам комфортно работать в такой форме, есть свои плюсы и с точки зрения мотивации сотрудников, и с точки зрения аккумулирования активов. Конечно, желательно, чтобы мы тоже могли получить все предусмотренные законом «Об адвокатуре и адвокатской деятельности» гарантии. Не хотелось бы преобразовываться в адвокатское объединение лишь для того, чтобы, так сказать, сменить вывеску. Вероятно, можно было бы распространить вышеуказанные гарантии и на компании, которые работают в формах, отличных от предусмотренных законом. Можно было бы расширить критерии — например, данная компания подпадает под эту категорию, потому что занимается адвокатской деятельностью и оказывает соответствующие услуги. Конечно, это мое личное мнение, кто-то из коллег может с ним не согласиться.

«Иногда адвокату нужно просто разговаривать со своим клиентом»

— В этом году вы стали членом дисциплинарной палаты КДКА. На что чаще всего жалуются адвокаты и какие нарушения чаще всего допускают?

— Если говорить о практических вопросах, с которыми я столкнулся в работе КДКА Киевской области, то есть моменты, которые стоило бы урегулировать, — прежде всего это касается привлечения адвоката к ответственности.

В частности, вступление в силу решения о лишении адвоката свидетельства или приостановлении действия последнего. Дело рассматривается дисциплинарной палатой, докладчик по жалобе предварительно проводит проверку, изучает материалы, готовит справку. После того как КДКА приняла положительное решение о возбуждении производства, анализируются все материалы и принимается решение, например о привлечении адвоката к дисциплинарной ответственности — скажем, о приостановлении действия свидетельства. Однако это решение вступает в силу, только если КДКА проголосует в полном составе (обе палаты). Получается, что наше решение никаких негативных юридических последствий для адвоката не имеет. Оно не вступает в силу, пока не проголосуют члены обеих палат. Возникает вопрос: они что, должны выписывать новое решение и идти по той же процедуре, что и мы? Тогда для чего дисциплинарная палата тратила время, изучала дело?

В конце концов мы же не оценива­ем, как члены квалификационной палаты приняли экзамен. Следуя такой логике, мы должны были бы это делать. Не хочу, чтобы кто-то подумал, что я пытаюсь, так сказать,  перетянуть одеяло на дисциплинарную палату. Наши
коллеги-«квалификационники» — про­фес­сионалы. Нужно просто понять, как поступать в такой ситуации.

Я бы эту проблему решил — четко прописал полномочия КДКА, обеих палат.

Еще один спорный вопрос. Адвоката можно привлечь к ответственности в течение 30 дней с момента совершения дисцип­линарного проступка. А если защитник во время слушания его дела заболел, он подает справку о том, что по уважительной причине не может явиться на заседание. Мы приостанавливаем производство. Однако по большому счету кто-то может сказать, что есть пресекательный срок — 30 дней, и по формальным основаниям решение может быть оспорено. Такие вещи тоже нужно четко прописать — например, те случаи, когда рассмотрение того или иного дела может быть приостановлено и тем самым увеличится время его рассмотрения.

— А вообще как часто вам приходилось лишать адвокатов свидетельств и обычно — за что?

— С учетом моей первой каденции я уже могу сделать выводы, по поводу каких нарушений люди чаще всего обращаются. Их можно условно разделить на два вида. Первый — это когда нарушаются закон «Об адвокатуре и адвокатской деятельно­сти», Правила адвокатской этики и присяга адвоката. И второй — это некие действия адвоката, на которые жалуются третьи лица и в которых, может быть, и есть состав нарушения, но они выходят за рамки и закона, и правил этики.

Например, очень часто люди жалуются на то, что адвокат взял деньги и некачественно оказал услугу. Адвокат же приводит аргументы в свою защиту, мол, я не гарантировал вам результат и работал, то есть совершал такие-то действия, отправлял такие-то запросы. Его клиент на это реагирует: вы могли послать больше запросов, подать больше ходатайств, к тому же вы запросили слишком высокий гонорар. Но КДКА не решает финансовые вопросы, мы не можем заставить адвоката вернуть деньги. Это уже сфера гражданско-правовых отношений.

Если же в действиях адвоката есть признаки мошенничества — например, он взял деньги, а не собирался ничего делать и скрывается от своих клиентов, — эти вопросы находятся уже в уголовной плоскости.

— Неужели в таких случаях вы не можете принять какие-то более жесткие меры к недобросовестному адвокату?

— Есть дух закона, буква закона, есть дух адвокатуры. Мы со своей стороны пытаемся понять и позицию адвоката, и позицию жалобщика. И если все-таки видим, что формальных оснований для привлечения адвоката к ответственности нет, потому что нет явных доказательств того, что он нарушил закон «Об адвокатуре и адвокатской деятельности», то всегда можем поговорить с человеком неформально. Объяснить ему, что он должен высоко нести звание адвоката, а не порочить его.

Кстати, зачастую проблему можно решить без всяких скандалов и разбирательств — скажем, в некоторых случаях адвокату нужно просто разговаривать со своим клиентом. Бывает, что проблемы возникают из-за непонимания. Иногда защитник, не общаясь с человеком и не объясняя, что он делает, называет цену своей работы. А клиенту кажется, что тот ничего не делает и при этом запрашивает за это огромные деньги. Конечно, иногда адвокаты недобросоветсно относятся к исполнению своих обязанностей, набирают очень много заказов и реально не успевают их выполнить. Всегда можно подсказать коллеге, что он должен с уважением относиться к клиенту и пытаться решить эти вопросы мирно.

— То есть вы зачастую пытаетесь решить конфликты путем переговоров, не прибегая к крайним мерам?

— Это в тех случаях, когда мы не можем привлечь адвоката к ответственности. Если же видим, что в его действиях есть грубые системные нарушения Правил адвокатской этики или закона, привлекаем его к ответственности. Например, если адвокат гарантирует, что клиент получит положительный результат и прописывает это в договоре. Это прямое нарушение закона «Об адвокатуре и адвокатской деятельности», Правил адвокатской этики. Адвокат не может гарантировать, что суд примет положительное решение. Он может гарантировать лишь, что сделает все от него зависящее для принятия положительного решения.

Бывает, адвокаты халатно относятся к своим обязанностям: без уважительной причины не посещают судебные заседания, не готовят вовремя документы — жалобы, ходатайства. Это особенно принципиально, когда важно вовремя подать жалобу — например, если речь идет об обжаловании приговора в апелляционной, кассационной инстанциях. Такие вещи должны пресекаться, и мы стараемся дать понять защитнику, что он обязан качественно выполнять свою работу. Ведь адвокат — как врач. Только врач лечит тело, иногда — душу, а от адвоката зависят и свобода, и материальное положение человека, что зачастую не менее важно.

Но иногда бывают и безосновательные жалобы, когда одна сторона жалуется на другую, утверждая, что оппоненты такие нехорошие, все обжалуют. Нужно, конечно, пообщаться и с одними, и с другими, но в принципе тут все понятно: если на адвоката жалуются по таким причинам, значит, он, скорее всего, хорошо работает. К сожалению, имеют место и хамство по отношению и к клиентам, и к судьям, и ненадлежащее поведение.

Есть случаи, которые мы воспринимаем очень болезненно — например, когда речь идет о конфликте интересов и нарушении принципов этики. Адвокаты не должны играть в такие игры. Это однозначно неприемлемо. Если это не остановить — будет формироваться порочная практика.

Но я бы все-таки сказал, что КДКА — не карающий, а скорее профилактический орган. Наказать для нас — не самоцель.

«Адвокат должен оставаться адвокатом как на работе, так и в быту»

— Давайте вернемся к закону «Об адвокатуре и адвокатской деятельности», который допустил к практике иностранных коллег. Не боятся ли наши адвокаты конкуренции?

— Я вообще не сторонник использования в конкурентной борьбе каких-то искусственных преград. Придерживаюсь той точки зрения, что рынок должен быть свободным. Однако считаю, что должна быть паритетность. То есть, если мы допускаем к практике иностранных адвокатов, наверное, в других странах должны на тех же условиях допускать и нас.

Думаю, любой уважающий себя адвокат не боится конкуренции. Более того, что греха таить, мы лучше разбираемся в нюансах нашего законодательства, нежели иностранцы. Если у меня какой-то спор или дело за рубежом (даже в той же России, где, казалось бы, нет языкового и ментального барьеров), я всегда нанимаю местных коллег, потому что они все равно лучше меня знают специфику местного законодательства.

Поэтому насколько квалифицированно иностранные адвокаты будут оказы­вать услуги — тоже вопрос.

— Не так давно на заседании САУ возникла дискуссия, инициированная Андреем Цыганковым. Она касалась поведения адвокатов в социальных сетях (например, могут ли они позволить себе непарламентские выражения?). Как вы считаете, должны ли адвокаты следить за своим поведением вне работы, не является ли излишний самоконтроль посягательством на их свободу?

— По моему мнению, адвокат должен оставаться адвокатом как на работе, так и в быту. Он обязан вести себя корректно в любой ситуации, не допускать нецензурных выражений.

— Считаете ли вы, что за подобное поведение нужно наказывать?

— Такие вещи не могут оставаться незамеченными и безнаказанными. Есть закон, присяга, Правила адвокатской этики. И прямые нормы, и дух закона говорят о том, что адвокат должен не только исполнять свои обязанности, но и вести себя подобающим образом. На некоррект­ное поведение нужно реагировать. Это опять-таки могут быть превентивные меры. У людей разный уровень культуры, жизненный путь, но мы должны стремиться к определенному высокому стандарту. Считаю, надо начинать с себя. Возможно, это звучит высокопарно, но, если ты формируешь некое адвокатское сообщество, которое должно пользоваться уважением других людей, сам ведешь себя соответствующе и подтягиваешь других, это работает. Потому что личный пример — это очень важно.

Адвокатское сообщество должно быть кастовым, нужно высоко нести полученное звание. Потому что адвокат — это звучит гордо. И подразумевает образованность, интеллигентность, следование определенным принципам.

— Но на том заседании САУ вы­сказывалось мнение, что адвокат — человек свободный, не чиновник или судья, он сродни художнику, не терпит каких-либо жестких рамок и ограничений.

— А что такое свобода? Хаос и свобода — разные вещи. Помню, в детстве я был председателем совета дружины школы, мы ездили в городской инструктивный лагерь. Там с нами в комнате жили студенты-педагоги. Один мой товарищ пытался им доказать: «Моя мама приходит и говорит: «У тебя в комнате бардак». Но какой же это бардак? Я же знаю, где все лежит. Разве это беспорядок?» На что один из студентов ответил: «Порядок должен радовать глаз». Так же и свобода не означает хаос. Если у вас нет какой-то системы координат, критериев — это неправильно. Мы живем в социуме и должны соблюдать принципы добрососедства. Если я нахожусь в своей квартире, это не значит, что я могу орать, шуметь, стучать по батареям. Хотя можно сказать: «Почему бы и нет, я же свободный человек».

Например, художник, как правило, работает для себя и обычно живет в каком-то своем мире. Адвокат оказывает определенную правовую помощь тем, кто за ней обращается. И если вы обращаетесь за помощью, то хотите быть уверены в том, что уровень качества услуги соответствует определенным критериям. И функция государства — каким-то образом определять основные критерии оценивания квалификации того или иного специалиста. Профессию хирурга тоже можно назвать творческой. В ней могут быть нестандартные подходы, но есть определенные рамки, процедуры. Если вы придете к Очкольде-адвокату, то уже знаете, что уровень его профессионализма был проверен на экзамене и он прошел квалификацию.

Никто не говорит, что адвокат должен всегда ходить в черном костюме и галстуке. Хотя прийти в суд в шортах и шлепанцах тоже было бы неправильно.

«Если вас в жизни ничто не «драйвит» — работа не принесет нужного результата»

— Вы считаетесь экспертом по зе­мельным вопросам и недвижимости. Сейчас правила на этом рынке изменились, был создан единый реестр недвижимости. По этому поводу уже возникло много споров. Насколько безопасно то, что теперь информацию в реестр могут вносить нотариусы?

— Сама по себе идея реформирования неплохая, конечная цель — упростить процесс. Однако для таких преобразований требуется не год, не два и не три, а куда более продолжительный срок. В Великобритании, например, аналогичная реформа продолжалась более 50 лет. У нас нет столько времени, но тем не менее…

Да, этот закон напугал многих. Да, были сложности с его применением. И недобросовестные лица пытались воспользоваться предоставленными лазейками: появилась чистая база, в которой ничего не было, информация из старой автоматически не переносилась. То есть фактически для того, чтобы заключить сделку, нотариус должен был внести данные старого собственника, совершить сделку, потом зарегистрировать на нового собственника. Это вызывало много вопросов: как это — чистый реестр? Люди регистрируют право собственности на основании решения суда и фактически не видят, кто был собственником раньше. Все эти нюансы действительно создали определенное поле для мошенничества.

— А много было таких случаев?

— Думаю, случаи мошенничества начнут «выстреливать» позже. Пока все это на уровне слухов, домыслов, догадок и т.д. Но я думаю, что это несовершенство еще проявит себя. В то же время надо отдать должное Государственной регистрационной службе — она ведет себя очень гибко. В августе мы проводили круглый стол по недвижимости при АЮУ и на нем определили круг вопросов, которые хотели бы задать регистрационной службе для внесения изменений на уровне законов, подзаконных актов. Когда мы проводили такой же стол в конце сентября, выяснилось, что она многие вещи уже самостоятельно отрегулировала.

Точка невозврата пройдена, мы зашли слишком далеко. Поэтому остается только конструктивно подходить к ситуации: есть проблема — нужно совместно искать варианты ее решения.

И конечно, считаю, что было бы неправильно отвергать опыт, который был до этого, (например, опыт тех же БТИ, 80 лет собиравших информацию, создавших базы). Думаю, что техническая и юридическая составляющая недвижимости неотделимы друг от друга. Я получаю право собственности не просто на абстрактную квартиру, а на конкретную, с техническими характеристиками: двухкомнатная, столько-то метров, перепланированная и т.д. Эту информацию нужно все-таки знать хотя бы для того, чтобы понимать, как платить налог на недвижимость.

Второй нюанс — юридический: характеристика объекта является сущест­венным условием договора, и нарушение может повлечь признание его недействительным. И третий — безопасность. Как бы там ни было, но перед сделкой проводится текущая инвентаризация объекта, и это в какой-то мере может обез­опасить покупателя.

Но надо признать, что после принятия закона постоянно идет конструктивная работа и многие недостатки уже устранены.

— Какие, например?

— Это довольно специфические во­просы. Например, по поводу снятия ипотеки — о том, что ее снимает ипотекодержатель, то есть банк, а это неудобно. Сейчас говорится о том, что заинтересованное лицо, получив письмо от банка о выплате ипотеки, может подавать заявление и снимать ипотеку. Это изменение было проанонсировано, но пока не вступило в силу.

Еще один момент. Нотариусам разрешат не вносить информацию о старом собственнике в базу, они будут регистрировать сделку сразу на нового собственника.

— Как, по-вашему, можно остановить перенос споров с участием украинских сторон в иностранную юрисдикцию? И насколько это вообще реально?

— Я бы говорил не об оттоке споров, а о том, на основании какого законодательства строятся отношения партнеров по бизнесу. Прежде всего — почему происходит перенос споров за рубеж? Для этого есть две причины. Первая — негибкое законодательство, касающееся урегулирования отношений между сторонами. Возникает ситуация «дедлока», тупика. Если мы говорим об ООО в Украине, то у нас ситуация при долях в обществе 50 на 50 — это тупик, и выйти из него, если стороны не хотят договариваться, можно, пожалуй, только в судебном порядке. За рубежом, если мы говорим о системе, например, английского права, существуют механизмы выхода из «дедлоков», которые прописываются в акционерных соглашениях, и стороны заранее договариваются о том, как они будут решать свои споры, то есть тогда, когда они верят в счастливую, безмятежную жизнь и в то, что у них ничего плохого не произо­йдет. А я всегда говорю: прежде чем заходить куда-то, нужно сначала подумать о том, как вы будете этим управлять и как будете выходить оттуда. Нужно внести изменения в законодательство относительно урегулирования отношений между партнерами в рамках акционерных обществ, ООО и т.д., сделать законы более гибкими и отдать решение многих вопросов на откуп сторонам.

Есть и вторая причина того, почему разрешение споров переносят за рубеж, — это недоверие к украинским судам, сомнение в их непредвзятости и справедливости. Нам нужно еще много работать (и в том числе адвокатам) для того, чтобы репутация нашей судебной власти улучшилась, чтобы решения, которые принимаются на территории Украины, общество воспринимало как справедливые. Без этих двух ключевых моментов ничего не изменится. Да, нужен хороший закон. Однако иногда замечательный закон есть, но он не работает. Поэтому очень важна практика применения. Ведь многие идеи мы уже позаимствовали у более развитых стран, но чужие подходы пока «пробуксовывают».

Когда вы уверены, что решение будет принято непредвзято, справедливо и будет исполнено, то какой смысл вам идти в иностранную юрисдикцию, где есть языковой барьер, другая ментальность и где к тому же придется потратить немало денег?

Думаю, для улучшения ситуации нужно время. Ее не изменишь росчерком пера, одним законом, одним годом работы. Репутацию быстро не изменишь. Люди ­начнут переводить разрешение своих споров на территорию Украины, если процесс их урегулирования будет гибким, быстрым, справедливым, удобным и недорогим.

— И последний вопрос. Как вам удается совмещать адвокатскую практику, работу в КДКА, комиссии по недвижимости, общественную работу в АЮУ?

— Я сторонник того, что человек дол­жен постоянно развиваться, двигаться, он должен как брать, так и отдавать тому же обществу. Я — за закон сохранения энергии. Как успеваю? В первую очередь благодаря коллегам, которые меня понимают и поддерживают. Конечно, иногда хочется и поспать подольше, и полениться. Но не получается. Я еще и спортом активно занимаюсь, пять раз в неделю хожу в спортзал. Это вопрос желания, приоритетов, отношения. Считаю, если чего-то хочешь — всегда найдешь возможности, если не хочешь — найдешь причину.

Например, у меня в компании все сотрудники имеют план личного развития. Мне не нравится, когда люди двигаются по накатанной дорожке. Наша компания молодая, и если человек не хочет развиваться, то как в него инвестировать? Меняется общество, меняются требования клиентов. Поэтому стоять на месте нельзя.

План личного развития может быть разным. Например, один мой сотрудник сказал: я для своего личного развития хочу заняться землей, хочу получить такие-то сертификаты, хочу посетить такие-то семинары и подтянуть язык, потому что планирую работать с иностранными клиентами. Что ж, отлично! Другой заявил, что хочет заниматься интеллектуальной собственностью. Третий — подняться в компании до уровня руководителя или через некоторое время получить какую-то практику. Четвертый решил обучиться искусству ведения споров. У нас в компании принято: если сказал, то, будь добр, сделай. Я же беру это на карандаш. Я, конечно, не за формалистику, но если пообещал — нужно выполнять.

Ведь работа ради работы — это скучно. Если вас в жизни ничто не «драйвит» и вам ничто не интересно — работа не принесет нужного результата. Кроме того, важно поддерживать баланс между личной жизнью, отдыхом и работой. Его сложно найти, но к этому нужно стремиться.