Закон і Бізнес


Трудности оппозиционного перевода

или Почему у двух защитников Тимошенко сложились три мнения о решении Европейского суда


№20 (1110) 18.05—24.05.2013
Святослав Олийнык
4074

Хотя практика уголовных процессов теоретически допускает использование в целях защиты не только фактов, но и лжи, рано или поздно даже сторонний наблюдатель начинает понимать, что ему попросту навязывают догмы, явно напоминающие макаронные изделия. Цель одна: прикрыть ими несостоятельность собственных утверждений и юридическое фиаско. Именно к этой категории относятся заявления адвокатов о том, что Европейский суд по правам человека якобы нашел политические мотивы ареста Юлии Тимошенко.


Загвоздка с «вероятностью»

В сообщении, распространенном пресс-службой ВО «Батьківщина» 7 мая, утверждается, что в тексте решения по делу «Тимошенко против Украины» содержится прямое указание на наличие политических мотивов взятия ее под стражу. При этом представитель Ю.Тимошенко в ЕСПЧ Валентина Теличенко цитирует п.298 решения в следующей интерпретации: «...Суд усматривает ряд специфических особенностей обстоятельств ареста заявительницы, которые позволяют установить наличие политических мотивов ареста отдельно от оценки общего контекста, вероятно, политически мотивированного уголовного преследования заявительницы как лидера оппозиции путем инициирования ряда уголовных производств после смены власти и перед парламентскими выборами».

Не проходит и дня, как защитник Юлии Владимировны Сергей Власенко тот же пункт переводит уже иначе: «...Суд усматривает ряд специфических характеристик досудебного заключения под стражу, которые дают ему возможность рассматривать этот вопрос отдельно от более общего контекста политически мотивированного преследования заявительницы как лидера оппозиции путем предъявления ей нескольких уголовных обвинений после смены власти и до проведения парламентских выборов».

Если не обращать внимания на расхождения в переводе юридических терминов, смысл вроде бы один и тот же. Загвоздка в том, что и одна, и вторая «цитаты» удалены от оригинала ровно наполовину. Я не предлагаю верить мне на слово, а, вооружившись словарем и оригиналом решения, сравнить, что сказал ЕСПЧ и что прочитали защитники Ю.Тимошенко.

В первом случае представитель последней в ЕСПЧ несколько «подправила» глагол и вставила после него упоминание о политических мотивах. Нетрудно заметить, что у С.Власенко первая часть предложения — до слова «отдельно» — построена иначе. Но и сам защитник, утверждая, что консультировался со специалистами Госдепартамента США, «упускает» наречие «allegedly», которое в цитате В.Теличенко переводится как «вероятно».

Даже не специалист в юриспруденции, а любой желающий, изучавший английский язык на уровне школьной программы, может убедиться, что для констатации фактов Суд в своих решениях использует глаголы: «to emphasise», «to consider» и «to establish». Ни один из них и рядом не стоял (в прямом и переносном смысле) с упоминаниями о политических мотивах ареста Ю.Тимошенко. Есть лишь констатация того, что некоторые СМИ, политики и общественные организации считают, что власть преследует экс-премьера «по политическим мотивам» (п.296 решения). И не более. И это не страсбургские судьи указывают на обстоятельства, которые «позволяют установить наличие политических мотивов ареста», а представитель Ю.Тимошенко в ЕСПЧ позволяет себе добавить в перевод несколько лишних слов, чтобы доказать общественности якобы наличие таких мотивов.

Более того, в цитируемом пресс-службой п.298 в оригинальном тексте вердикта перед словосочетанием «политически мотивированное преследование» («politically motivated prosecution») употреблено даже не слово «probably» («вероятно»), а частицей «allegedly», что на русский язык переводится как «якобы» или даже скорее как словосочетание «по неподтвержденным данным». Тем самым Суд подчеркивает неустановленность такого факта.

Да и официальный представитель Европейского суда по правам человека, директор Общих служб ЕСПЧ Родерик Лидделл заявил, что в вердикте по жалобе экс-премьера «не было установлено факта политически мотивированного ареста Ю.Тимошенко». Он, конечно, не работает на Госдепартамент США и вряд ли авторитетен для С.Власенко, но из решения слов не выкинешь. И не вставишь. Иначе это будет уже не вердикт европейской институции, чьи позиции являются источниками правоприменения в Украине, а банальная подделка.

Аргументы — под сомнением

В самом же Суде аргументы защиты о политических мотивах поставлены под сомнение. Более того, смысл цитируемой части решения Евросуда сводится к тому, что, указывая на нарушение ст.18 Конвенции о защите прав человека и основополагающих свобод (недопустимость ограничения свобод в иных целях, кроме тех, для которых они установлены), именно заявитель «обязан убедительно показать, что истинная цель власти не была такой же, как заявлялось, или которую можно было бы обоснованно заключить из контекста». «Просто подозрение, что власти использовали свои полномочия для некоторых других целей, кроме определенных в конвенции, не является достаточным, чтобы доказать, что ст.18 была нарушена» (п.294 решения).

Отмечая некоторое сходство «дела Тимошенко» с делом «Луценко против Украины» в той части, что обвинения бывшим чиновникам были выдвинуты после смены власти, ЕСПЧ не «развивает» эту связь, умышленно ограничиваясь рассмотрением жалобы исключительно в отношении обоснованности предварительного заключения экс-премьера (п.297 решения). Причем непризнание Евросудом политических мотивов ареста является самой большой проблемой для адвокатов Ю.Тимошенко, так как разрушает всю стратегию защиты. Ведь с момента начала расследования «газового дела» вся защита экс-премьера строилась не на правовых аргументах, а на попытках дискредитации самого судебного процесса как политического преследования. Но когда спекулятивные или ложные заявления, истекающие из конкретного уголовного процесса, носят публичный характер, они имеют целью не правовую защиту от обвинения, а формирование общественного мнения.

Победа с привкусом поражения

Чего же добилась Ю.Тимошенко и ее адвокаты от решения ЕСПЧ? Прежде всего отказа в признании факта применения пыток, причинении телесных повреждений, ненадлежащими условий содержания в следственном изоляторе и даже незаконности видеонаблюдения. При этом, приняв к рассмотрению доводы жалобы о «предполагаемом жестоком обращении с ней во время ее перемещения в больницу 20 апреля 2012 года», ЕСПЧ не нашел нарушений ст.3 конвенции и даже указал на эффективность внутреннего расследования обстоятельств данного инцидента.

Пунктами 3, 4 и 5 резолютивной части решения Евросуд постановил, что имело место нарушение §§1, 4, 5 ст.5 конвенции. Эти три пункта являются единственным достижением защиты.

В то же время, констатируя необоснованность изменения меры пресечения для Ю.Тимошенко с точки зрения требований конвенции, Суд предполагает, что фактической целью взятия под стражу было «наказать заявительницу за неуважение к суду, которое, как было заявлено, она проявляла своим поведением в ходе судебного разбирательства» (п.299 решения). Также ЕСПЧ констатирует, что в украинском законодательстве отсутствовала возможность обжалования задержания, а также права на возмещение за незаконный арест. С этими выводами сложно не согласиться. Действительно, в Уголовно-процессуальном кодексе 1960 года такие механизмы не предусматривались. Но ситуация уже исправлена с принятием принципиально нового УПК. Таким образом, теперь ни одно задержание или арест, произведенные по кодексу 2012 года, никогда не станут предметом аналогичного разбирательства в Страсбурге.

Что касается неуважения к суду, то советская модель уголовного процесса допускала возможность ареста подсудимого в качестве гарантии исполнения им процессуальных обязанностей. Фактически в этом случае арест выступал превентивным инструментом соблюдения дисциплины и порядка в суде. В отличие от советской модели, прогрессивные системы права квалифицируют неуважение к суду как самостоятельное преступление, за которое предусмотрено наказание в виде лишения свободы. И за проявленное неуважение, например к английскому суду, арест стал бы отдельным наказанием, которое добавлялось бы к санкции, определенной приговором.

Наконец, в п.6 резолютивной части решения в категоричной форме утверждается о нарушении ст.18 конвенции исключительно в контексте ее ст.5. Это исключает какое-либо двоякое толкование оснований ареста Ю.Тимошенко, кроме юридического несоответствия норм УПК 1960 года требованиям ст.5 конвенции. Поэтому единственным правовым последствием данного решения для государства Украина являлась бы обязанность законодательно изменить процедуру взятия под стражу как меры пресечения. Но это уже сделано в 2012 году.

Конечно, было бы лучше, если бы новый УПК, учитывающий конвенционные гарантии, был принят 3—4 годами раньше. Тогда, возможно, экс-премьеру не пришлось бы выступать в Европейском суде против Украины, а пресс-службе политической партии не пришлось бы подделывать перевод решения ЕСПЧ, выдавая желаемое за действительное.

 

Решение по делу «Тимошенко против Украины» от 30.04.2013
(извлечение)

VII. Предполагаемое нарушение ст.18 конвенции, взятой в сочетании со ст.5

<…> 2. Оценка Суда

294. Суд подчеркивает, что ст.18 конвенции не имеет самостоятельной роли. Она может быть применена только в сочетании с другими статьями конвенции (см. решение по делу «Гусинский против России» от 19.05.2004 №70726/01, §75). Как ранее считалось в прецедентном праве, вся структура конвенции опирается на общее предположение, что государственные органы в государствах-членах действуют добросовестно. На самом деле любая государственная политика или индивидуальные меры могут иметь «скрытые мотивы», и презумпция добросовестности является опровержимой. Тем не менее заявитель, который утверждает, что его права и свободы были ограничены по неуместной причине, должен убедительно показать, что истинная цель власти не была такой же, как объявлялось, или которую можно было бы обоснованно заключить из контекста. Просто подозрение, что власти использовали свои полномочия для некоторых других целей, кроме определенных в конвенции, не является достаточным, чтобы доказать, что ст.18 была нарушена (см. решение по делу «Ходорковский против России», §255).

295. Когда заявление основывается на ст.18 конвенции, Суд применяет очень требовательный стандарт доказывания. Как следствие, есть только несколько случаев, когда нарушение этого положения конвенции было найдено. Таким образом, в деле «Гусинский против России» (см. §§73—78) Суд признал, что свобода заявителя была ограничена, в частности, для целей иных, чем указанные в ст.5. Он сделал свои выводы на основании соглашения, подписанного между заключенным и федеральным министром по делам прессы, из которого было ясно, что содержание заявителя под стражей было применено для того, чтобы заставить его продать свою медиа-компанию государству. В деле «Чеботарь против Молдовы» (от 13.11.2007, заявление №35615/16, §§46 и след.) Суд установил нарушение ст.18 конвенции в обстоятельствах, когда арест заявителя был явно связан с его заявлением, ожидающим рассмотрения Европейским судом. Тем не менее такие дела остаются редкими (см. «Сысоева и другие против Латвии» [GC], заявление №60654/00, §129, и «Ходорковский против России», §261).

296. Обращаясь к настоящему делу, Суд отмечает общее сходство его обстоятельств с рассмотренными в деле «Луценко против Украины» (от 3.07.2012, заявление №6492/11, §104). Как и в упомянутом деле, вскоре после смены власти заявительница, которая являлась бывшим премьер-министром и лидером сильнейшей оппозиционной партии, была обвинена в злоупотреблении властью и преследуется по закону. Многие национальные и международные наблюдатели, в том числе различные неправительственные организации, средства массовой информации, представители дипломатических кругов и индивидуальные общественные деятели считают, что эти события являются частью политически мотивированного преследования лидеров оппозиции в Украине.

297. Что касается жалоб заявительницы по ст.18 конвенции в настоящем деле, то Суд отмечает, что они носят двоякий характер: в сочетании со ст.5, что касается фактической цели содержания ее под стражей до суда, а также в сочетании со ст.6, что касается справедливости уголовного преследования заявительницы и его якобы скрытых мотивов [2]. Соответственно, Суд ограничится рассмотрением жалобы заявительницы в соответствии со ст.18 в сочетании со ст.5, в отношении ее предварительного заключения.

298. Как постановил Суд в случае Юрия Луценко, когда дело доходит до обвинений в политических или других скрытых мотивах в контексте уголовного преследования, сложно отделить досудебное задержание от уголовного производства, которое предусматривает такое задержание (§108). Однако, как и в упомянутом случае, в досудебном задержании суд видит ряд специфических особенностей, которые позволяют ему рассмотреть этот вопрос отдельно от общего контекста якобы политически мотивированных судебных преследований заявительницы как лидера оппозиции, которые провоцируют несколько уголовных обвинений после смены власти и перед парламентскими выборами.

299. Суд уже установил, что, хотя содержание заявительницы под стражей было официально осуществлено для целей, предусмотренных ст.5 §1 (с) конвенции, как фактический контекст, так и причины, обозначенные властями (см. пп.269—270), позволяют предположить, что фактической целью этой меры было наказать заявительницу за неуважение к суду, которое, как было заявлено, она проявляла своим поведением в ходе судебного разбирательства.

300. В свете этих соображений и используя подход, аналогичный тому, который применялся в юридическом толковании сравнимых обстоятельств в деле «Луценко против Украины», Суд не может не обнаружить, что ограничение свободы заявительницы, допустимое в соответствии со ст.5, §1 (в), было применено не в целях доставки ее к компетентным властям по обоснованному подозрению в совершении правонарушения, но по другим причинам.

301. Суд считает это достаточным основанием для установления нарушения ст.18 конвенции в совокупности со ст.5.

<...>

На этих основаниях Суд:

1. Единогласно считает жалобу по ст.3 конвенции относительно предположительно жестокого обращения во время ее перемещения в больницу 20 апреля 2012 года и расследования этого инцидента, как и жалобы по стст.5 и 18 конвенции приемлемыми, а остальную часть заявления неприемлемой.

2. Постановил 4 голосами против 3, что не имело место нарушение ст.3 конвенции в отношении жалобы заявительницы на предполагаемое жестокое обращение с ней во время ее перемещения в больницу 20 апреля 2012 года и на неэффективность внутреннего расследования.

3. Единогласно постановил, что имело место нарушение §1 ст.5 конвенции.

4. Единогласно постановил, что имело место нарушение §4 ст.5 конвенции.

5. Единогласно постановил, что имело место нарушение §5 ст.5 конвенции.

6. Единогласно постановил, что имело место нарушение ст.18 конвенции в сочетании со ст.5 конвенции.

УНІАН