Новый УПК: кому стало жить легче?

«Мы дали возможность суду выносить оправдательные приговоры, которых должно быть 30—40%»

Обсудив результаты почти полугодовой работы по новому УПК, участники круглого стола сошлись на том, что следственный судья играет важную роль в процессе, а у защиты стало больше возможностей. Об этом писали в предыдущем номере «ЗиБ». На что нужно обращать внимание, применяя УПК, и почему из него «исключили» общественных защитников — в продолжении темы.

Окончание. Начало читайте здесь

— Выходит, ситуация изменилась к лучшему?

Святослав ОЛИЙНЫК, адвокат, член рабочей группы по вопросам реформирования уголовного судопроизводства:

— Конечно! К тому же законодатель абсолютно четко предусмотрел даже возможность судебной ошибки в сторону не всегда до конца обоснованного оправдания. Наличие судебных ошибок — факт, который существовал во все времена во всех правовых системах, во всех культурах. Но есть базовый принцип — принцип гуманизма: лучше 10 виновных оправдать, чем одного невиновного осудить. Поэтому, если не хватает каких-то доказательств или есть еще какие-либо причины и у суда недостаточно оснований для вынесения обвинительного приговора, мы дали возможность выносить оправдательные приговоры. Их должно быть (не нами придуманная норма) 30—40%. Количество указано заранее для того, чтобы прокурор не боялся идти в суд и понимал: треть приговоров могут быть оправдательными, и это нормально. К тому же, если человек совершил преступ­ление и ему удалось избежать наказания, есть гарантия, что он никогда не совершит его снова, то есть судебный процесс будет носить воспитательный характер. А если и совершит, то предыдущий процесс может сформировать мнение судьи и повлиять даже на назначение наказания. То есть возможность ошибки — меньшее зло, чем то, что во время действия старого УПК относительно половины людей, находившихся в следственных изоляторах, вообще не было уверенности, что они действительно что-то совершили. Все знали: когда открываешь дело, в котором 30 эпизодов, примерно половина никакого отношения к осужденному не имеют. Просто взяли то, что было не раскрыто, и «добавили» к этому делу, мол, обвиняемый и так во всем сознался.

Сегодня, если есть 3—4 весомых доказательства, сторона обвинения может идти в суд, не ожидая полгода расследования, проведения экспертизы и т.д. Фактически между совершением преступ­ления и рассмотрением дела (простого) по существу может пройти 3—4 недели. А если дело будет «вариться» месяцами, могут и доказательства исчезнуть и что-нибудь забудется.

— Законодатель пытался в УПК соблюсти сбалансированность интересов сторон процесса. Насколько ему это удалось?

Сергей ДЕМЧЕНКО, президент Украинского правозащитного альянса:

— Исхожу из того, что с обеих сторон процесса — люди: подозреваемый в совершении преступления и потерпевший. Считаю: каждый из них имеет право на пол­ноценную защиту. Именно с новым УПК у нас есть возможность активно защищаться. Раньше кодекс больше был направлен на права прокурора, которые, по моему мнению, были почти не ограничены, а любая неограниченность прав рано или поздно приводит к злоупотреблению ими.

Сегодня прокурор — уже не столь самостоятельная фигура. У него нет неограни­ченных прав. Это касается любых вопросов. Повторюсь: самая значимая новация уголовного процесса — появление следственного судьи, которому передали максимальное количество полномочий, которые раньше имел прокурор. Это залог независимого решения вопроса, потому что судья — независимое лицо. Соответственно, и решения должны быть объективные и защищать именно права человека — будь то подозреваемый, обвиняемый, потерпевший.

Согласен: о статистике оправдательных или обвинительных приговоров по новому УПК говорить еще рано, но, думаю, о статистике решений именно следственных судей — уже можно. Они есть почти по всем вопросам УПК, поэтому, полагаю, 30% в пользу защиты — уже показательно. Думаю, примерно таким будет процент оправдательных приговоров. Как раньше говорили коллеги, если прокурор решил применить какую-то меру пресечения, то процент отказов будет достаточно мал. Сегодня приятно удивляет иная тенден­ция: суды все чаще не соглашаются с предложениями прокурора. Это приятно, потому что защищаются права человека, но удивляет, потому что мы привыкли сравнивать по старому кодексу.

Осуждать или оправдывать?

— В нашем государстве действует механизм: если не довел дело до кассационной инстанции, значит, не исчерпал всех возможностей для отстаивания собственных интересов. И если прокурор не доказал, что подозреваемый виновен, — минус прокурору. Что делать в такой ситуации?

Наталия ДРОЗДОВА, судья Голосеевского районного суда г.Киева:

— В рамках нового УПК отсутствует возможность скрыть огрехи досудебного следствия, поскольку нет возможности вернуть дело на дополнительное досудебное расследование. Это заставит стороны уголовного производства готовиться качественно участвовать в проведении судебных заседаний.

Сейчас, уважаемые, нужно работать. Качественно работать. Уже вижу по новым делам, насколько подготовленными приходят прокуроры в суд.

Конечно, иногда сомневаешься сам в себе: на самом ли деле есть основания для оправдательного приговора? Но будем нарабатывать практику.

С.ОЛИЙНЫК:

— На это есть две причины: одна (главная) — «старая» ментальность, даже судей. Но уверен, за этот год будут су­щественные сдвиги. Ситуация изменится, когда закончатся дела, которые рассмат­риваются по старому кодексу.

А еще оправдательные приговоры — это прежде всего вопрос судье. Нужно учитывать определенную инерцию ментальности, потому что на судей, и это не секрет, очень часто пытаются давить. Понимаем, что это — вне закона, но отношения между прокурором и судом более тесные, чем между адвокатами и судьями. Например, в США прокурор со следственным судьей и ночью разговоры ведут. И это нормально.

Вторая причина — ментальность про­куратуры. Говоря о следственном судье, забыли упомянуть о процессуальном руководителе. Кодексом мы возвели всех работников прокуратуры в ранг прокурора. У последнего редко была собственная позиция, он «брал» ее у руководителя прокуратуры. Прокурор исходил из статистики, каких-то данных, собственных рассуждений и давал эти материалы только прокурору-обвинителю, который шел в суд. Но на назначение наказания влияет даже сугубо личное — раскаивается лицо в содеянном или нет. Это может быть достаточно серьезное преступление, но если оно совершено впервые и человек раскаивается, то судья думает: стоит ли отправлять его на длительный срок в тюрьму? А «кабинетный» прокурор никогда это не учитывал. Он видел лишь статистику. Поэтому мы ввели должность процессуального руководителя.

Предполагалось, что в зависимости от опыта работы это лицо получает более или менее сложные дела. Если он с начала расследования ведет дело, то становится и обвинителем в нем. К тому же проблема в том, что прокурорам дали возможности, а они ими не пользуются — продолжают, как и раньше, согласовывать каждый шаг. Порой даже доходило до абсурда: прокурор просил назначить определенное наказание, суд назначал очень близкое к нему, но затем все равно направлялась апелляционная жалоба.

Н.ДРОЗДОВА:

— Именно так и происходит.

— Так какой выход? Нужно менять закон «О прокуратуре»?

С.ОЛИЙНЫК:

— Думаю, еще есть работники прокуратуры, которые не читали кодекс. С позиции понимания своих прав, возможностей. Или читали формально, но как инструмент его не используют. Все равно ждут команды, согласования. Это трудно исправить законами, скорее всего, это исправит время. Будет нарабатываться судебная практика, будут действовать адвокаты — они более динамично реагируют на изменения в законодательстве.

Например, серьезный эффект нового кодекса — уменьшение почти в 4 раза количества арестов. Еще важный вопрос — обыски и изъятие имущества. Сейчас исключительно через следственного судью не только получается разрешение на обыск, но и решается вопрос об аресте имущества. Есть информация, что за 3 месяца в одной из областей следственный судья дал приблизительно 90 разрешений на обыск, а прокуроры ни разу не обратились в суд с вопросом о наложении ареста на изъятое имущество. Это не значит, что они не провели данные обыски, а значит, что они не знали, что нужно так делать. И не вдавались в подробности до тех пор, пока эффективная защита не пришла к следственному судье и такое изъятие имущества не было признано незаконным.

После этого уже каждую неделю приходит прокурор и реализует процедуру наложения ареста на имущество. То есть 3 месяца просто не читали закон, а потом прочитали и увидели, как норма работает.

Когда тайное становится явным

— Относительно глав 20 и 21 УПК, в которых говорится о гласных и негласных следственных действиях. Как часто к ним прибегают и удовлетворяют ли следственные судьи такие ходатайства?

Татьяна ШЕВЧЕНКО, судья Голосеевского райсуда г.Киева, следственный судья:

— Негласные следственные действия проводятся в отдельных случаях. Когда человека непосредственно подозревают, проверяют, как правило, основания для дачи такого разрешения, но мы ограничиваем следователей в праве истребовать определенную информацию. Обычно в ходатайстве говорится об истребовании информации, касающейся мобильной связи, SMS, GPS... Мы подобные ходатайства удовлетворяем частично, и следователи об этом знают. Проблем не возникает.

Игорь СТЕПАНОВ, адвокат:

— Обращаю внимание, что лицу, в отношении которого проводились оперативно-розыскные действия, раньше никогда об этом не сообщали. И это снимало некоторый груз с судьи, вынесшего такое решение. Теперь следователи и прокуроры будут применять негласные следственные действия более осторожно. Ведь об этом станет известно, и, если действия были проведены незаконно или необоснованно, придется отвечать. Поэтому судья будет осторожно относиться к тому, дать разрешение или нет.

С.ДЕМЧЕНКО:

— В настоящий момент сделать вре­менный доступ к вещам очень трудно. Прокурор должен обосновать ряд обстоятельств, а следственный судья — их выявить. Более того, последний может решить этот вопрос за несколько заседаний. Приведу пример. К следственному судье обратился прокурор с ходатайством, в котором говорится, что необходимо предоставить временный доступ к вещам и документам определенного лица. Следственный судья заслушал сторону, в отношении которой решался такой вопрос, и она привела доказательства того, что следователь в уголовном производстве уже обращался по поводу получения соответствующих вещей и документов. К тому же сторона предоставила следователям объяснения относительно документов, сами документы. Следственный судья спросил: «Какой информации еще не хватает, ведь все указанное уже получено?» В результате в ходатайстве было отказано.

Считаю, само наличие следственного судьи, перенесение рычага полномочий из прокуратуры в суд, контролируемость этих вопросов судом — уже причины для того, чтобы был этот УПК!

— Некоторые жалуются, что исключение фигуры общественного защитника из процесса ограничило обвиняемого в защите. Каково ваше мнение на этот счет?

И.СТЕПАНОВ:

— Есть определенный процесс. С одной стороны, есть профессиональный обвинитель, которому государство платит деньги. С другой — должен быть профес­сиональный защитник, чтобы процесс был состязательным, чтобы судья мог взвесить аргументы и правильно их оценить. Бесспорно, защита без профессионального адвоката лишает судью прежде всего аргументов стороны защиты, и судья слышит их только от стороны обвинения. То есть дело решается неправильно. И не потому, что плохие обвинение или судья, а потому, что нет защиты.

Вспоминаю ситуацию со свиданиями в СИЗО: чтобы попасть к обвиняемому, нужно было выстоять в очереди в соответствующие кабинеты, которых всегда недоставало, так как на свидание приходили общественные защитники — родственники. При таких обстоятельствах страдали еще и те лица, которые имели адвокатов, но не могли с ними встретиться.

Разговоры об ограничении права на защиту будут вести политические деятели, народные депутаты, которые добавляют себе баллы. Этот вопрос можно решить достаточно просто. Вносятся изменения относительно количества свиданий, которые разрешаются лицам, содержащимся под стражей, или осужденным. Количество таких свиданий должно быть определено другим нормативным актом. Соответственно, и социальное напряжение исчезнет.

Кстати, есть реестр адвокатов, который формирует Минюст. Эти адвокаты бесплатно защищают лиц, нуждающихся в этом. Как видим, государство, лишив обвиняемых защитников — близких родственников или других, обеспечило качественную замену. Поэтому считаю, что предлагаемая в настоящее время защита — профессио­нальная. А что касается уголовного производства, то она тем более должна быть профессиональной, так как решается судьба людей. К сожалению, государство не может оказывать правовую помощь всем лицам. Поэтому такой помощью обеспечиваются незащищенные слои населения.

«Практика — критерий истины»

— В завершение — несколько пожеланий. Не зря же говорим с практиками, они как никто знают плюсы и минусы и могут что-то посоветовать.

С.ОЛИЙНЫК:

— Кодекс — инструмент чрезвычайно высокого качества. Просто всем нужно научиться им пользоваться — и адвокатам, и следователям, и прокурорам, и судьям. На это, конечно, уйдет некоторое время. Возможно, месяц, даже годы будет происходить становление новой модели. Нам нужно научиться эффективно пользоваться этим инструментом: адвокатам — быть более динамичными в освоении предоставленных возможностей; прокурорам — оставаться независимыми, как положено по закону; следователям — понять, что уголовный процесс и сбор доказательств — это прежде всего интеллектуальный, а не силовой процесс; судьям — набраться внутренней силы, которая нужна для вынесения оправдательного приговора.

Мы можем идеализировать работу судей, но они берут на себя ответственность, постановляя обвинительный или оправдательный приговор. Так устроено, что судье легче выносить обвинительные приговоры. Ведь оправдательным он вы­ставляет себя напоказ. И такой приговор должен быть безупречным! Поэтому для его вынесения следует обладать большой внутренней силой, чего я судьям и желаю.

С.ДЕМЧЕНКО:

— Пожелания — только позитивные. УПК для нашей страны — действительно европейский выбор. Это тот документ, который, не побоюсь сказать, освящен специалистами уголовного права европейских стран.

Но главная проблема УПК — его применение. Если возникают вопросы по этому поводу, то адвокаты, судьи, про­куроры должны вместе находить выход из ситуации. А трудности есть и будут, потому что документ новый. И если мы не будем вместе их преодолевать, то вообще никогда не устраним.

И.СТЕПАНОВ:

— Бесспорно, нынешний кодекс лучше, чем старый. И это факт. Совершенный он или нет — можно бесконечно дискутировать. Но следует иметь в виду, что это лишь свод правил надлежащего применения уголовных норм. И все. Не следует его демонизировать, принижать. Кодекс нужно просто применять, уважая себя. Если все будут уважать себя, нормы УПК, то никто не будет делать бессмысленных заявлений в печати, не будет обосновывать свое незнание данных норм.

Т.ШЕВЧЕНКО:

— Как следственный судья, как судья местного суда, где самая большая нагрузка, желаю участникам процесса, чтобы все они умели организовывать свою работу. По моему мнению, именно от этого зависит, кокое количество дел будет поступать, в частности и обвинительных актов. И чем меньше будет возвращаться обвинительных актов на стадии подготовительного производства, тем лучше будут работать адвокаты, прокуроры, судьи.

Н.ДРОЗДОВА:

— Разделяю раньше озвученное мнение коллеги, что фактически сейчас идет создание нового УПК. Это ломка нашей системы. Конечно, все переосмыслить непросто. И неплохо, что УПК сначала назвали адвокатским. Напротив, возможности стороны защиты расширены — очень хорошо.

— Благодарим вас за беседу. А публикацией внесем и свою лепту в реализацию ваших пожеланий.