Очень личное дело

Право на раскрытие доказательств не является абсолютным, когда речь идет о здоровье

Принцип состязательности в гражданском процессе не настолько детализирован, как в уголовном. И по идее стороны могут подавать лишь те доказательства, которые считают выгодными для себя. Но могут ли они отказаться открывать карты, если на этом настаивает оппонент?

Интимные связи

Этот вопрос был поднят в деле «Evers v. Germany», которое рассматривал Европейский суд по правам человека. А началось все с уголовного производства…

70-летний Йорг Эверс проживал в Баден-Бадене со своей партнершей П.Б. и ее дочерью В., страдавшей психическим расстройством. В один из дней женщина застала сожителя в постели с дочерью и написала заявление в полицию. По ее словам, Й.Эверс признался в сексуальных контактах с В., объяснив это тем, что П.Б. отказывала ему в половой жизни.

Прокурор возбудил уголовное дело, но вскоре мать отказалась от своих обвинений. Более того, указала, что 22-летняя девушка имеет право на сексуальное самоопределение и что как ее опекун не против брака своей дочери и Й.Эверса. Да и лечащий врач установил, что В. была вполне способна к физическому сопротивлению, если бы не согласилась на сексуальные отношения. Видимо, неравный брак, с одной стороны, позволял пожилому мужчине избежать уголовного наказания, а с другой — обеспечивал и дочери, и матери безбедное существование.

Однако районный суд временно поместил В. в специальное заведение для людей с ограниченными возможностями, лишил мать опекунства и назначил профессионального опекуна. Дело в том, что медицинская клиника уведомила, что В., вероятно, стала жертвой сексуального надругательства, поскольку страдала умеренной умственной отсталостью. Доказательства были более чем очевидны: девушка была беременна от своего «жениха». Суд решил, что мать не справилась со своими обязанностями опекуна, поскольку не предотвратила сексуальные контакты дочери и сожителя.

Прокурор, основываясь на данных трех экспертиз, возбудил уголовное дело против и Й.Эверса, и матери девушки. Впрочем в конце-концов, суд предложил прекратить уголовное производство при условии, что мать заплатит штраф в размере 1000 евро, а Й.Эверс — 8000 евро. Суд предложил это условие, поскольку невозможно установить, что В. была не в состоянии сопротивляться половым контактам. Также суд учел, в частности, наличие претензий на алименты и наследование, а, следовательно, общественный интерес к судебному преследованию может быть удовлетворен путем выплаты указанных сумм.

После уплаты штрафов прокурор закрыл дело.

Запрет на контакты

Вскоре мать и ее сожитель навестили девушку в клинике. И, как отметил опекун, после визита та была возбуждена, что потребовало дополнительного медикаментозного лечения. Поэтому он написал им, что подал ходатайство в суд о запрете на контакты с девушкой.

В свою очередь, Й.Эверс попросил прекратить лечение В. психотропными препаратами и удалить принудительно установленную противозачаточную спираль. Мать также написала, что запрет на контакты не отвечал интересам дочери и представляет ни что иное, как незаконное лишение свободы. А психическое расстройство после их визита было следствием произвольного помещения в специнтернат, в то время ,как девушка просто хочет вернуться домой.

Но суд поддержал ходатайство опекуна, отметив, что он не может основывать свое требование о праве на контакт на гарантиях семейной жизни в соответствии со ст.6 Основного закона. Поскольку В. в силу своей инвалидности не способна заключить договор и вступить в брак. А их ребенок появился на свет в результате серьезного нарушения прав личности В., не говоря уже о преступном сексуальном насилии над человеком, не способным оказывать сопротивление.

Исходя из этого, суд установил запрет на посещения В., сославшись на тот факт, что девушка не воспринимала Й.Эверса как своего друга, а называла сожителем матери. Поэтому контакт с ним не только не отвечал интересам В., но и подвергал ее серьезному риску в силу того, что мужчина не отказался от намерений «злоупотребить» В., что, вероятно, приведет к дальнейшим беременностям.

Чтобы подготовить апелляцию, адвокат Й.Эверса запросил доступ к материалам дела об опеке, включая записи, на которых основывались заключения экспертов, и отчеты по наблюдению за В. В специнтернате. Но суд отказал, сославшись на положения закона, предусматривающие, что такая информация может быть предоставлена только в той степени, в которой это строго необходимо. Поскольку такой файл содержит очень личные и конфиденциальные данные.

Принцип неравенства

В результате спор дошел до Страсбурга. Помимо отказа в доступе к материалам дела, Й.Эверс жаловался, что не был лично заслушан в ходе процесса, а лишь отвечал на письменные запросы.

В решении от 28.05.2020 ЕСПЧ отметил, что принцип состязательности и принцип равенства сторон, которые тесно связаны, являются основополагающими компонентами концепции справедливого разбирательства по смыслу §1 ст.6 Конвенции о защите прав человека и основоположных свобод. Однако права, вытекающие из этих принципов, не являются абсолютными.

Суд также напомнил, что право на раскрытие соответствующих доказательств также не является абсолютным. Но меры, ограничивающие права сторон в процессе, допустимы только в том случае, если они не затрагивают саму суть этих прав.

В данном случае Й.Эверс запросил доступ к материалам дела об опеке только после принятия решения районного суда о введении запрета на контакт. Суд же предоставил доступ только к тем частям дела, которые считал важными для своего решения. Следовательно, заявитель не имел доступа к материалам в целом. Кроме того, он не получил доступа к полным экспертным заключениям, а лишь к резюме соответствующей информации. Хотя в целом эта информация составила около 150 страниц.

С другой стороны, ЕСПЧ отметил, что заявитель получил достаточные сведения об экспертных заключений в отношении В., на основании которых был установлен запрет на контакты. Кроме того, материалы дела об опекунстве основывались на более широкой информации, касающейся девушки. В частности, о ее психической инвалидности, установленной в ходе психологических и медицинских осмотров. Поэтому ограничение на доступ к остальной информации было направлено на защиту личных данных особо уязвимых лиц, которые участвуют в опекунских процедурах. И ничто не указывает на то, что данное положение закона применялось по отношению к заявителю произвольно.

При этих обстоятельствах Суд установил, что наложенные ограничения не препятствовали способности заявителя отстаивать свою позицию в суде или что они не были подкреплены вескими причинами. Следовательно, отказ национальных судов предоставить заявителю полный доступ к материалам дела не нарушал ст.6 конвенции.

ЕСПЧ также отклонил как неприемлемую жалобу на вмешательство в семейную жизнь заявителя. От отметил, что ограничение контактов с определенными лицами не может рассматриваться как ущерб репутации, поскольку они могут быть предсказуемыми последствиями совершения преступления. Причем этот расширенный принцип касается и других проступков, влекущих за собой юридическую ответственность с предсказуемым негативным воздействием на «частную жизнь».

В данном случае введении запрета на контакты с В. можно рассматривать как предсказуемое последствие намерения заявителя продолжать частые посещения девушки. А это признано судом вредным для ее психического здоровья. При таких обстоятельствах Суд счел, что оспаривание заявителем запрета на контакты не охватывается понятием частной жизни в понимании ст.8 конвенции.