Чем строже законодательство защищало интеллектуальную собственность, тем быстрее пополнялись ряды его нарушителей
Статут королевы Анны, вступивший в силу 300 лет назад, принято считать первым законом об авторских правах. До его появления создатели литературных произведений не могли зарабатывать себе на жизнь писательским трудом, даже если из-под их пера выходили бестселлеры. Но и после принятия статута правообладателям часто приходилось бороться с нелегальным распространением защищенных произведений, или пиратством, как это всегда называли.
В США долгое время можно было свободно зарабатывать на перепродаже чужой интеллектуальной собственности, если она не была зарегистрирована в стране. Полноценная защита авторских прав стала возможна только в конце XIX века. С тех пор ее старались сделать все более эффективной, ради чего иногда приходилось жертвовать здравым смыслом.
Конец бесправия
Когда в Европе в XV веке начали появляться печатные станки, авторы стали всерьез опасаться за судьбу своих творений. Мартин Лютер был крайне недоволен тем, что его книги копировали типографы всего Старого Света. Но волновала его не денежная компенсация, а то, что его труды страшно искажают. «Все эти жадные и вороватые владельцы пиратских типографий вероломно обращаются с нашими произведениями. Из-за жажды к деньгам они не задумываются о том, правильны ли тексты, которые они печатают, или ошибочны. Мне часто приходилось встречать настолько обезображенный текст, что я с трудом распознавал в нем свое творение», — писал М.Лютер.
В 1524 году он ставил собственную печать на каждый экземпляр переведенной им Библии и надписывал его: «Этот знак даст вам знать, что книга прошла через мои руки».
Во времена М.Лютера о правах автора на произведение никто не говорил: ими обладали те, кто книги печатал и продавал, если, конечно, у них имелась соответствующая лицензия, называвшаяся в те времена привилегией. Правителей государств такой порядок вещей вполне устраивал, поскольку это позволяло контролировать быстро разраставшийся рынок печатной продукции. Вот только редко какому издателю удавалось сделать свое предприятие прибыльным, поскольку все популярные книги тут же нелегально перепечатывались на дешевой бумаге и продавались по значительно более низким ценам. Именно для борьбы с пиратством и ввели в европейских странах систему привилегий.
Невиданных успехов на этом поприще добились правители Англии. Там в 1566 году король своим декретом предоставил право выпускать и продавать книги исключительно специально образованной Компании книгоиздателей. В нее вошли все участники производственного процесса — от изготовителей бумаги до переплетчиков и торговцев. И в результате при короле Карле I число легальных типографий сократилось до 20. Компания получила даже своего рода право на цензуру: еретические или призывавшие к свержению власти произведения гильдия типографов имела право изымать и сжигать. Кроме того, в результате издатели смогли получать рукописи на самых выгодных для себя условиях.
В XVII веке все больше просветителей стали выступать против фактической государственной монополии на книгопечатание. Джон Локк называл членов гильдии ленивыми и невежественными и жаловался на их нежелание публиковать новые издания классических произведений. Гильдия могла даже запрещать ввоз в Великобританию дешевых книг, чтобы не осложнять себе жизнь. Дж.Локк считал это «чрезмерным угнетением прав ученых»: «Да и вообще, как может кто-либо присвоить себе права на творения людей, живших тысячу лет назад?»
Когда в 1695 году английский парламент отказался продлевать действие законов о цензуре, авторы произведений стали сами отвечать за то, что они пишут и, если повезет, печатают. Поэтому многие решили, что неплохо было бы получить хоть какую-то компенсацию за это. Даниель Дефо, к примеру, писал: «Будет слишком жестоко заставлять человека нести ответственность за хорошо исполненное творение, если он ничего не имел с него».
Дискуссии по этому вопросу в парламенте и в кругах британских интеллектуалов закончились тем, что в 1709 году был одобрен статут королевы Анны, вступивший в силу в 1710-м. К его составлению, кстати, приложил руку Джонатан Свифт. Согласно этому документу произведения могли публиковаться только с разрешения авторов или их представителей. Такие права сохранялись за автором на протяжении 21 года с момента вступления закона в силу, если речь шла об уже существовавших трудах, или на протяжении 14 (с возможностью продления еще на столько же), если книга не была напечатана. Особых условий добились для себя английские и шотландские университеты, получившие право вечной собственности на научные произведения, которые они печатали в своих типографиях.
Казалось бы, статут наконец-то защитил права авторов на произведения. Однако, как выяснилось, этот документ лондонские издатели задумывали в качестве орудия борьбы с их главными конкурентами — нелегальными типографами из глубинки и из Голландии. По новому закону, любая книга, напечатанная в обход воли автора, изымалась из продажи, а ее издатель платил немалый штраф — 1 пенни за каждую страницу. Половину итоговой суммы получал автор, половину — государство.
Право здравого смысла
Печатники тяжело переживали потерю монопольного положения на книжном рынке. Поэтому уже в 1731 году, когда истек 21 год со дня введения в действие статута и авторские права на старые книги перестали действовать, изворотливые типографы незамедлительно начали тиражировать эти произведения.
Следующие несколько десятилетий охарактеризовались бесконечными судебными тяжбами между правообладателями и правонарушителями. Самые громкие процессы — разбирательства относительно прав на публикацию поэмы «Времена года» шотландского драматурга Джона Томсона. Он закончил ее в 1729 году и решил продать права на публикацию знакомому издателю по фамилии Миллар. Книга быстро стала одним из бестселлеров XVIII века. В 1763 году, когда истек срок действия прав на произведение, никому не известный печатник по фамилии Тэйлор перепечатал и стал продавать поэму Дж.Томсона, получая хорошую прибыль.
Миллар узнал о том, что произведение, которое раньше безраздельно находилось в его собственности, приносит деньги кому-то еще, и подал на Тэйлора в Суд королевской скамьи. Судья опирался не на статут королевы Анны, который в этом случае не действовал, а на так называемое общее право, то есть неписаные принципы здравого смысла. Исходя из них, судья заключил, что автор, обладающий вечным правом собственности на свой манускрипт, не должен терять его и после публикации произведения. Миллар выиграл дело, и созданный прецедент действовал с 1769 по 1774 год.
Казалось, временных ограничений на действие авторских прав больше не существовало. Однако следующее судебное разбирательство поставило все на свои места. Началась эта история в тот день, когда Миллар продал права на «Времена года» издателю Беккету, а тому перешел дорогу конкурент из Шотландии по фамилии Дональдсон, который тоже решил заработать на продаже экземпляров поэмы. Узнав об этом, новый обладатель прав смог добиться от властей запрета на деятельность Дональдсона. Вот только последний (шотландец на то и шотландец) ни за что не хотел расставаться ни с одним пенни из грядущей прибыли и подал на обидчиков в суд.
На этот раз дело рассматривала Палата лордов, которая консультировалась с коллегией Суда королевской скамьи. После продолжительного разбирательства было принято решение признать действия Дональдсона правомерными. Суд постановил, что автор может сколь угодно долго обладать правом на неопубликованный труд, но с момента его выхода в печать право собственности могло действовать максимум 28 лет.
Это решение стало ударом для гильдии книгоиздателей, поскольку они частенько выкупали у авторов права на произведения и после дела Миллара и Тэйлора решили, что смогут пользоваться ими вечно. Издательское лобби тут же приступило к продвижению нового закона, который вернул бы безмятежные времена, но попытки оказались тщетными.
Во Франции во второй половине XVIII века происходили примерно такие же процессы. Но там принципы авторского права с трудом вытесняли законы о цензуре, существовавшие на протяжении почти трех столетий. Проверенная веками схема действовала на редкость просто. Желающий зарегистрировать права на книгу подавал прошение королю, который мог дать, а мог и не дать свое монаршее согласие. Некоторые подобные королевские привилегии не имели срока, другие давались на два года или пять лет. Однако общее их число в среднем не превышало 20 в год, что создавало на книжном рынке своеобразную монополию небольшой группы издателей, имевших связи при дворе.
Новых книг появлялось мало, цены держались на стабильно высоком уровне, и редко кому в голову приходила мысль открыть собственное издательское дело. Повсеместное распространение цензуры также позволяло использовать не вполне честные методы конкурентной борьбы. Любой типограф мог без санкции суда подойти к полицейскому на улице и потребовать провести рейд в другом издательстве, если он подозревал, что там нелегально копируют книги.
В 1777 году Людовик XVI, издав ряд декретов, впервые даровал авторам и их наследникам бессрочное право собственности на их произведения, если только писатель не уступал кому-либо права на свою книгу. Поскольку далеко не все писатели могли позволить себе издавать и распространять книги, многие из них продавали права издателям, а при заключении подобной сделки срок действия авторских прав ограничивался 10 годами, после чего произведение становилось общественным достоянием.
Стоимость регистрации прав составляла 36 ливров — по тем временам это была не такая уж маленькая сумма. Причем еще одно разрешение — на печать — оплачивалось отдельно. Рукопись перед этим проверялась цензорами, но даже если она получала одобрение, в любой момент книга могла быть изъята из продажи.
Лидеры революционеров, свергнувших королевскую власть в 1789 году, в большинстве своем придерживались точки зрения, высказанной юристом Жаном ле Шапелье во время дебатов в Национальной ассамблее: «Самая святая, самая личная разновидность собственности — это плоды мыслительного труда автора, поэтому те, кто возделывает поля своего разума, должны располагать возможностью насладиться результатами своей работы».
В первые послереволюционные годы во Франции упразднили старую систему авторского права, позволив писателям (а также драматургам, художникам и скульпторам) регистрировать права на свои произведения до конца жизни. А свободно копировать и перепродавать работы не разрешалось в течение 10 лет со дня смерти их автора.
За следующее столетие во всех ведущих европейских странах сформировались законодательства об интеллектуальной собственности. Почти повсеместно за авторами признавалось пожизненное право на произведения, и оно продолжало действовать после их смерти, причем довольно долго: 20 лет, например, в Швеции и Норвегии, а во Франции, Дании и Португалии — 30.
Избирательное право
По другую сторону Атлантики 13 американских штатов, добившихся независимости, признали права на интеллектуальную собственность. Правда, больше всего внимания там уделяли патентам, а о правах на литературные произведения, как правило, думали во вторую очередь.
В 1783 году Коннектикут стал первым штатом, одобрившим акт, в котором поощрялось развитие литературных и других талантов. В преамбуле к нему было сказано: «Исходя из принципов естественного равенства и справедливости, становится совершенно очевидно, что каждый автор должен гарантированно получать прибыль от продажи его работ, что может подвигнуть образованных и способных людей к публикации трудов». За Коннектикутом вскоре потянулись и другие штаты, хотя инициаторам принятия нового закона, например литератору Ноа Уэбстеру или историку Джереми Белкнапу, пришлось долго обивать пороги приемных конгрессменов, чтобы убедить их в том, что интеллектуальную собственность необходимо защищать.
Наконец в 1790 году в Соединенных Штатах был принят федеральный закон об охране авторских прав, который во многом копировал британский. Он позволял регистрировать собственность на книги, чертежи и карты на срок не более 28 лет. Но это касалось лишь тех работ, которые публиковались в США. Произведения зарубежных авторов в Соединенных Штатах можно было беспрепятственно копировать на протяжении всего следующего века. И многие этим, естественно, пользовались, вызывая негодование в Европе. В середине XIX века страны Старого Света отказывались признавать авторские права американских писателей, потому что Соединенные Штаты тогда считались державой бессовестных воров интеллектуальной собственности (что, впрочем, не касалось патентов).
За XIX век американский Конгресс значительно расширил список защищенных произведений, включив туда, например, театральные постановки, скульптуры, гравюры, музыкальные записи и кинофильмы. Фотографии тоже попали в этот список, причем уже в 1865 году, спустя всего два десятилетия после того, как эта технология стала распространяться по миру. Понятно, почему это произошло так быстро: во время Гражданской войны появилось множество прекрасных снимков, и хотя их художественную ценность тогда еще никто не признавал, конгрессмены решили, что этот род занятий надо поощрять. К тому же они сами, а также министры и президенты никогда не отказывались сфотографироваться на память.
Многим, впрочем, казалось, что человек с фотоаппаратом не создает произведений, которые можно было бы считать его собственными творениями: в конце концов, он всего лишь фиксирует на пластинке реальность. Доказывать обратное фотографам приходилось через суд. В 1882 году Наполеон Сарони из Нью-Йорка, который специализировался на том, что снимал приезжих знаменитостей, сделал серию портретов Оскара Уайльда в «эстетичном костюме для чтения лекций». Пока писатель путешествовал по стране, компания Burrow-Giles Lithographic продала без разрешения около 85 тыс. копий снимков, сделанных Н.Сарони, и, естественно, не выплатила ему ни цента.
Фотограф подал в суд. Он утверждал, что снимки — это плоды его творческого труда, ведь он сам выбирал костюм и позу для модели, ткани, которыми на фотографии окружен писатель, сам настраивал освещение и, наконец, сам нажимал на кнопку в выбранный им момент. Юристы компании, наоборот, считали, что ничего оригинального и творческого в фотографии нет (пусть и раскупили десятки тысяч ее экземпляров). Но им не удалось убедить суд в своей правоте, и компании пришлось выплатить Н.Сарони $610 (чуть больше $12 тыс. по нынешнему курсу).
Вообще, с появлением любого технического средства записи и воспроизведения информации традиционно вставал вопрос о том, не нарушит ли его использование чьи-нибудь права. В 1905 году представители американской ассоциации композиторов опасались, что пианолы — механические пианино, которые могут играть мелодии с перфорированных листов, — отнимут у них законный доход. Они даже обратились в Конгресс с просьбой передать композиторам все права на запись их произведений и изготовление рулонов для пианол.
К тому времени механические пианино стояли в десятках тысяч американских домов и концертных залов, и каждый год для них выпускали более миллиона записей. Композиторам в итоге удалось освоить часть этого огромного рынка. Они смогли давать разрешение на тиражирование своего творения одной из нескольких компаний, выпускавших пианолы, а затем, если другие корпорации желали копировать это произведение, им приходилось выплачивать композитору (а точнее правообладателю) два цента за каждый новый экземпляр.
Хотя американцы все с большим упорством боролись за свои авторские права, зарубежная интеллектуальная собственность и в начале XX века не пользовалась в США особым уважением. Конгрессмены, конечно, пошли на некоторые уступки пожеланиям заокеанских правительств и разрешили иностранцам регистрировать авторские права на территории Штатов, но поставили перед ними ряд требований: например, о том, что произведение должно быть выпущено в США раньше или одновременно с изданием в другой стране. Его к тому же необходимо было официально зарегистрировать, и если это была книга, ее следовало печатать в американских типографиях.
В Европе все было куда проще. Франция, к примеру, с середины XIX века не делала никаких различий между правами отечественных и зарубежных авторов. И пыталась создать по своему образцу международное правовое поле.
Первый шаг к этому сделала французская Международная литературная и художественная ассоциация, одним из основателей и руководителей которой был Виктор Гюго. По инициативе этой организации еще в 1886 году была принята Бернская конвенция — первыми странами, ее подписавшими, стали Бельгия, Германия, Франция, Испания, Великобритания, Тунис и Швейцария. Позже к этому соглашению присоединились почти все государства мира. Конвенция отменяла разного рода требования для защиты авторских прав — они признавались действующими с момента создания произведения. Во всех странах, подписавших конвенцию, иностранцы получили возможность пользоваться теми же привилегиями, что и местные авторы.
Подобная модель так сильно отличалась от американской, что Соединенные Штаты долгое время оставались в стороне. Российская империя, а потом и Советский Союз тоже не хотели присоединяться к соглашению из соображений протекционизма. В результате для того, чтобы государства-отказники все-таки включились в международный процесс защиты авторских прав, пришлось идти обходным путем.
В 1952 году под эгидой ООН появилось Всемирное соглашение об авторском праве, которое иногда называют Женевской конвенцией. В нем говорилось о том, что страны вправе соблюдать все требования для защиты интеллектуальной собственности (вроде передачи экземпляров книги в библиотеки), но они должны считаться выполненными, если на книге есть значок копирайта с указанием имени правообладателя. Устанавливался фиксированный срок охраны авторских прав — 25 лет. К этому соглашению США присоединились уже в 1954 году, намного раньше, чем СССР (1973 год).
Многомиллиардные права
С момента принятия конвенций основные принципы авторского права почти не менялись, увеличивался лишь срок их действия и широта охвата. Под защиту попадали телевизионные передачи, компьютерные программы, базы данных, цифровые копии музыкальных произведений и другие плоды творческих усилий человечества.
С формированием законодательной базы увеличивалось и количество судебных разбирательств — особенно во второй половине XX века, когда новые технологии копирования информации появлялись каждое десятилетие. Так, в 1981 году американские компании Universal и Walt Disney Productions подали в суд на японскую корпорацию Sony, потому что она продавала в США видеомагнитофоны, с помощью которых любой житель страны мог записывать и, что самое страшное, показывать друзьям телепередачи и фильмы этих киностудий. Газеты тогда писали о том, что будущее всей индустрии домашней видеозаписи находится в США под угрозой.
Один из американских окружных судов признал запись телепрограмм на носители нелегальной, и все американские дилеры видеомагнитофонов Sony заволновались. Один из директоров японской компании назвал вердикт анахронизмом, а представитель подразделения Sony в США заявил, что окончательное решение будет за Верховным судом Соединенных Штатов. К счастью для Sony, высшая судебная инстанция не нашла в записи телесигнала ничего криминального.
Часто возникали споры о правах на промышленные образцы. В конце 1983 года компания American Greetings подала в суд на своего конкурента Dan-Dee Home Imports, обвинив его в нарушении авторских прав. Представители истца заявили, что плюшевые медведи, ввозимые Dan-Dee из-за рубежа, слишком похожи на оригинальных медведей, выпускаемых American Greetings. Обе компании подошли к вопросу серьезно, поскольку игрушки приносили большой доход: в США их покупали на $250 млн ежегодно.
Однако судья, увидев перед собой 15 медведей, едва сдержал смех. Зачитать вердикт он решил в стихотворной форме — по его словам, все разбирательство походило на детские стишки. Сказал он примерно следующее: «После Дня благодаренья мишек выстроили в ряд. Что-то слишком вы похожи, нашим мишкам говорят, та же шерстка, те же лапки, даже взгляд, и тот один. Нарушать авторское право мы так просто не дадим». Судья признал подсудимых виновными и запретил Dan-Dee продавать медведей, но на этом дело не закончилось.
Оно попало в вышестоящий нью-йоркский суд, и там юристам Dan-Dee удалось одержать победу. Они смогли убедить судью в том, что между двумя видами медведей есть отличия — в форме тела, морды и в ярлыках. Но полгода спустя мишки вновь оказались в зале суда. На этот раз ответчиком выступала сама American Greetings. Две жительницы Ванкувера, штат Вашингтон, заявили, что компания украла у них дизайн медведей, который к тому моменту охранялся законом об авторском праве. Они потребовали от компании компенсацию в размере $760 млн, но так ее и не получили.
Так как нарушение авторских прав в большинстве случаев лишает их обладателей значительной прибыли, любой метод защиты интеллектуальной собственности заслуживает рассмотрения. Но не каждый способ достоин применения. Предотвратить незаконное копирование и распространение информации стало особенно сложно с появлением Интернета, изначально предполагавшего свободный обмен данными.
В 1996 году Всемирная организация интеллектуальной собственности выступила с предложением внести изменения в Бернскую конвенцию, чтобы распространить ее действие на содержимое сайтов и серверов. ВОИС исходила из того, что любая картинка в Интернете, любой текст или аудиофайл должны считаться репродукциями оригинальных произведений, если они оказывались записаны в память компьютера не важно, на какой срок, хоть на долю секунды. А раз это репродукция, то правообладателю причитались деньги за использование его произведения. Как выразился шведский исследователь истории авторского права Карл Эрик Таллмо, «неконтролируемое создание репродукций для личного использования, конечно, можно воспринимать как нетронутый источник огромных прибылей, но только если вы — дядюшка Скрудж со знаками доллара в глазах».
Предложение ВОИС, разумеется, не было одобрено, и сейчас каждая страна сама решает, какие меры наказаний принимать в отношении нарушителей авторских прав в Интернете. Когда-то Марк Твен пророчествовал: «Наступит день, и в представлении закона интеллектуальная собственность будет такой же священной, как виски и другие необходимые в жизни вещи». Похоже, день этот не наступит никогда.
Егор НИЗАМОВ,
«Коммерсант-Деньги»
Комментарии
К статье не оставили пока что ни одного комментария. Напишите свой — и будете первым!