Даже те, кто имел время и деньги, чтобы судиться со страховыми компаниями, как правило, оставались в проигрыше
Более 43 тыс. пожаров ежегодно происходило в городах и селах Российской империи на протяжении 1880-х гг., причем в каждом из них, по статистике, сгорало в среднем от 4 до 8 домов. Это более чем втрое превышало показатели 1860-х, и потому в стране заговорили о «пожарной эпидемии», немаловажную роль в возникновении которой сыграл монопольный сговор страховых акционерных обществ, а также коррумпированность полиции. В результате до 50% пожаров в стране возникало из-за поджогов. Однако далеко не все застрахованные погорельцы, даже весьма высокопоставленные, получали страховые выплаты.
Горящая Россия
Попробуйте угадать, что черносотенцы считали национальным бедствием России? Один из создателей и идейных вдохновителей Союза русского народа, Владимир Пуришкевич, писал в 1909 году: «В России нет большего бедствия, чем сельские пожары.Ни земельное утеснение, ни периодические неурожаи, ни падежи скота, ничто, словом, не способно так разорить крестьянина, как этот ужасный бич, из года в год посещающий русские села и порой уничтожающий их дотла».
Взгляды В.Пуришкевича на пожары разделяли даже те, кто по всем остальным вопросам оставался его ярым противником. А все вместе они искали ответ на вопрос, почему подобное национальное бедствие происходит ежегодно на протяжении столетий. Причин, как водится, было множество. Города и деревни горели от того, что большинство строений, несмотря на призывы и приказы властей возводить каменные здания, от бедности строилось по старинке, из дерева. Все деревни и подавляющее большинство городов имели хаотичную планировку, так что дома и хозяйственные по¬стройки находились так близко друг к другу, что огонь в считанные минуты охватывал целые кварталы.
Многие видные общественные деятели выступали за то, чтобы придать городам и селам более совершенный вид, одновременно избавив их от вечной пожарной опасности. Но в России из-за разного рода прорех в законах о землевладении любая попытка выпрямления городской улицы превращалась для домовладельцев и местных властей в многолетние мучения, а при вечной скудости казны становилась и вовсе нереальным делом.
Правда, существовал и альтернативный вариант. Вполне надежным средством предупреждения распространения огня считались железные крыши. Но у крестьян и бедных городских мещан средств на подобную роскошь никогда не находилось. А в городском и земских бюджетах денег на покупку дорогого листового железа попросту не было.
Еще одной причиной массовых пожаров и больших убытков по праву считалось отсутствие средств тушения огня, включая самое элементарное — воду. Даже в тех местах, где по настоянию властей создавались специальные пруды и специальные колодцы, это ничуть не помогало во время самого пожароопасного сезона — жарким летом. К этому времени, как констатировали специалисты, подобные источники оказывались пересохшими либо воду из них уже использовали на текущие хозяйственные нужды. Такая картина наблюдалась не только в селах, но и в городах.
Проблему, казалось бы, могли решить водопроводы. Но к началу 1910-х по всей Российской империи, исключая Великое княжество Финляндское, водопроводы были всего лишь в 58 городах, а еще в 8 планировалось их построить. Так что пожарные команды во время тушения огня, как правило, были вынуждены возить воду бочками на конной тяге из отдаленных водоемов.
Но происходило это лишь в том случае, если в населенном пункте имелась пожарная дружина — или профессиональная, или содержавшаяся на средства каких-либо объединений обывателей, именовавшихся пожарными обществами. Как свидетельствовал изданный в 1896 г. Министерством финансов империи труд «Производительные силы России», далеко не все жители имели защиту в лице пожарных команд: «Организация непосредственного тушения огня при пожарах до самого последнего времени находилась в самом зачаточном состоянии, причем все прошлое время характеризуется полным отсутствием част¬ной инициативы. Лишь с начала 80-х гг. частная инициатива все чаще и чаще проявляется в учреждении вольных пожарных команд. Но, несмотря на оживление деятельности общества в этой области, результаты до настоящего времени оставляют желать еще много лучшего, так как у нас на 600000 населенных мест всех пожарных команд насчитывается: 1 лагерная, 12 крепостных, 2 железнодорожных, 12 частных, 127 завод¬ских, 250 вольных, 589 городских и 2026 сельских». (Здесь и далее особенности стиля, лексики и семантики источников сохранены. — Прим. ред.)
Получалась потрясающая картина — 596981 населенный пункт Российской империи не имел вообще никакой защиты от пожаров. Не меньше впечатляли и приведенные в том же труде данные о распределении пожарных команд по территории страны. Большая их часть действовала в центральных губерниях России. А на весь Кавказ, к примеру, приходилось 155 пожарных команд. Еще больше поражала пожарная незащищенность Сибири: от Урала до Камчатки их насчитывалось всего-навсего 47.
Стоило ли удивляться тому, что ущерб от пожаров исчислялся колоссальными для того времени цифрами. На Всероссийском противопожарном съезде в 1903 г. А.Пресс — представитель Общества технологов — до¬кладывал, что, по его расчетам, в России ежегодно сгорало имущества на 336 млн руб. Для сравнения: состояние в 1 млн руб. считалось весьма и весьма крупным, а опытный пожарный получал 40 руб. в месяц.
Без страха и с упреком
При подобном раскладе жители России волей или неволей должны были искать спасение от такой напасти в страховании своего имущества. Первые опыты подобного рода состоятельные подданные Российской империи начали осуществлять в XVIII в., после того как окно в Европу оказалось не только прорубленным, но и более или менее обустроенным. Поскольку доморощенных страховых компаний в природе не существовало, некоторые крупные собственники прибегли к услугам иностранных страховщиков, прежде всего британ¬ских.
При этом, правда, значительные суммы, выплачиваемые владельцами недвижимости в виде страховых премий, стали уходить из России, что вызвало огромное недовольство Екатерины II. В 1786 г. императрица повелела заняться страхованием недвижимости учрежденному ею Государственному заемному банку. А чтобы стимулировать собственников страховать дома и поместья, самодержица запретила финучреждению при выдаче ссуд принимать в залог незастрахованные имения: «Мы торжественно предписываем нашим верноподданным, которые захотят обеспечить свою собственность для себя и своих детей, чтобы все правила, установленные нами им на благо, соблюдались свято и нерушимо, и надеемся, что тем самым основание городов и умножение фабрик будет все больше расти, так как страхованием здания предотвращается всякое опасение убытка».
Тогда же были установлены строгие правила, заключавшиеся в том, что страховались только каменные дома и фабрики, крытые железом или плоской черепицей. Оценивал их специальный городской таксатор, расчеты которого утверждались местной властью. Однако страховая сумма при этом не могла превышать 3/4 оценочной стоимости недвижимости, чтобы у владельца в трудные годы не возникало желания прибегнуть к поджогу, дабы поправить свое финансовое положение. Страховая премия назначалась в 15 руб. с каждой тысячи рублей страховой суммы. Довершала построенную императрицей схему специальная страховая экспедиция Государственного заемного банка, которой вменялось в обязанность проводить страховые операции.
Беда заключалась лишь в том, что правительство распоряжалось деньгами банка и, соответственно, страховой экспедиции без оглядки на вкладчиков, заемщиков и потребителей услуг. К этому добавились разного рода злоупотребления чиновников экспедиции, так что к концу века ее дела запутались до того, что разобраться в них не представлялось возможным, а финансы пришли в полный упадок.
Вместо нее император Павел I повелел в 1798 г. в Санкт-Петербурге и годом позже в Москве в соответствии с утвержденными им уставами обеих столиц учредить особые конторы — фейер-кадастры или ассекуранц-конторы при казенных палатах. Любой владелец каменных зданий мог записаться в особую книгу, его имущество оценивалось, назначалась страховая сумма в 3/4 оценочной стоимости. Однако теперь страховая премия зависела от количества записавшихся. Так что интерес к подобной форме страхования от пожаров угас очень быстро.
Все следующие попытки создать в стране работающую систему страхования наталкивались на непреодолимые препятствия. Министр финансов граф Гурьев, к примеру, добивался создания государственной страховой системы, но при этом, чтобы его детище не разорилось в первый же год работы, настаивал на том, чтобы за страхование за границей было установлено суровое наказание. Однако члены Государственного совета, где рассматривался во¬прос, по-видимому сами поль¬зовавшиеся услугами иностранных страховщиков, проект Гурьева прокатили.
В итоге многолетних дебатов лишь в 1827 г. в России появилось первое страховое общество, где желающие могли застраховать свою недвижимость от пожара. Однако никакого выбора им не предоставлялось, поскольку даже после появления других подобных учреждений все они являлись монополистами в своих регионах.
Привилегии монополии
«Первое акционерное страховое общество, — писал С.Луневский, — учреждено было в 1827 г. под названием «Первое российское страховое от огня общество 1827 г.». По уставу общество пользовалось 20-летней привилегией монопольного оперирования в Петербургской, Московской губ., в городе Одессе и в Прибалтийском крае. Общество было освобождено от всяких налогов, за исключением страховой пошлины по 25 коп. с каждой 1000 руб. страховой суммы.
Через 8 лет было учреждено «Второе российское страховое от огня общество 1835 г.» с привилегией на 12 лет монопольного оперирования в 40 губерниях, не вошедших в сферу действия первого общества. Затем в 1846 г. учреждено страховое общество «Саламандра» с 25-летней привилегией монопольного оперирования в Бессарабской губ., в области Войска Донского, в Закавказье и Сибири. С учреждением «Саламандры» прекратился монопольный период, и все дальнейшие общества уже не пользовались никакими привилегиями».
Монополизм сыграл с русскими страховыми обществами злую шутку. Они настолько отвыкли от конкуренции, что в 1860-х, после массового возникновения обществ взаимного страхования, оказались в довольно трудном положении.
Главным отличием послед¬них было то, что каждый их член платил страховые взносы до тех пор, пока у общества не образовывалась сумма, достаточная для покрытия убытков в случае пожара. После чего недвижимость оставалась застрахованной, а платить взносы больше не требовалось. В различных частях России такой период в среднем составлял 15 лет. Кроме того, эти общества принимали «на страх» те дома, от которых отказывались акционерные страховые компании. А земские общества взаимного страхования начали обслуживать целые деревни. В итоге произошло довольно значительное снижение страховых премий, что больно ударило по акционерным страховым обществам, вынужденным конкурировать между собой и демпинговать.
«К началу 70-х гг. дела страховых обществ были очень плохие, — писал С.Луневс-
кий, — годовые балансы их сводились с большими дефицитами. Ставки тарифов понижались без всякой системы, исключительно в целях возможно большего привлечения числа страхований. В 1874 г. 8 русских страховых обществ образовали конвенцию; на съезде они выработали особый договор, который и вошел в силу с 1 января 1875 г. В силу этого договора страховые общества обязались действовать на одинаковых для всех основаниях. Были выработаны общие нормы тарифных ставок, установлены однообразные способы страхований и перестрахования, назначены определенные скидки и надбавки к тарифам и пр. Все тарифные ставки прежде всего были повышены, для дальнейших же изменений тарифа, сообразно требованиям обстоятельств и времени, было организовано специальное бюро представителей обществ под названием «Конвенция общего тарифа».
С целью успешной борьбы с конкурентами обществам, вошедшим в синдикат, запрещено было принимать дополнительные страхования тех имуществ, которые застрахованы были в земстве или в городском взаимном обществе. Во всех городах, где имелись взаимные общества или только предполагалось к открытию таковое, страховые премии акционерных обществ понижались сразу на 40—50% с таким расчетом, чтобы они были не выше премий взаимных обществ. Помимо борьбы с взаимным страхованием, а также со страховым обществом «Москва», не вошедшим в синдикат, тарифное бюро имело в виду урегулировать все страховое дело, особенно статистику и разработку деталей тарифа. К сожалению, все сведения держатся в большом секрете и для науки и для печати.
На сентябрьском съезде 1900 г. было решено перейти к более прочной форме организации, для чего и был создан особый полномочный, постоянно заседающий в Петербурге комитет».
Выжженный доход
Результаты фактического введения новой монополии для участников синдиката иначе как прекрасными назвать трудно. Министерство финансов в 1896 г. констатировало: «Район распространения городского взаимного страхования оставляет желать еще много лучшего. В одной Европейской России, без Кавказа и Привислянского края, имеется 18 губернских городов, в которых страхование еще не введено. Из уездных городов только 31 ввел у себя взаимное страхование, что по отношению к общему числу их (в Европейской России без Кавказа и Привислянского края — 490) составляет несколько менее 6,3%».
А после подавления конкурентов тарифы подняли на высоту, недоступную для большинства населения. При этом пожароопасные знания и производства страхованию просто не подлежали.
«В России, — докладывал на Всероссийском противопожарном съезде А.Пресс, — застрахована лишь незначительная часть всего имущества. Страховые общества выбирают риски, отличающиеся наименьшею сгораемостью. Спичечные, бензиновые, фосфорные фабрики, смологонные заводы и т.п. промышленные предприятия, за редкими исключениями, «на страх» не принимаются; лесопильные заводы, мукомольные мельницы, нефтяные промыслы принимаются крайне неохотно».
Однако новая форма монополизма, хоть и помогала борьбе с внешними конкурентами, отнюдь не прекратила конкуренцию внутри синдиката, что и привело к печальным последствиям. Поскольку тарифы у входящих в синдикат страховых обществ не различались, у их агентов и инспекторов по городам и весям оставалось немного способов для увеличения сбора страховых премий.
На Всероссийском противопожарном съезде инженер-технолог Н.Серговский рассказывал: «При страховании, в основу которого положена неправильная оценка, например без принятия во внимание уменьшения стоимости имущества с течением времени, страхователь рассчитывает при пожаре получить застрахованную сумму, которая в таком случае может покрыть не только действительную стоимость сгоревшего имущества, но также и косвенные убытки. У нас существует даже особый термин для такого вида страхований, а именно: «быть хорошо застрахованным», и «хорошо застрахованный» даже без всякого злого умысла не всегда считает необходимым тщательно охранять свое имущество от пожара».
По расчетам Н.Серговского, получалось, что во Франции сгорало только одно из 2 тыс. застрахованных зданий, а в России — одно из 220. Другие участники съезда приводили многочисленные факты, свидетельствовавшие о том, что немалая часть происходящих в стране пожаров в застрахованных зданиях — следствие умышленных поджогов. По данным члена Харьковской городской управы М.Серебрякова, в его городе из 847 пожаров 169, или около 20%, было вызвано поджогами. По другим губерниям назывались цифры от 10% (по официальным данным) до 30% (по неофициальным), хотя участники с уверенностью говорили, что с учетом случаев, в которых причины пожаров якобы не установлены, доля поджогов явно превышает 50%.
Уполномоченный ассистент по определению пожарных убытков в России объ¬единения перестраховочных обществ А.Шахт с возмущением говорил о том, что росту поджогов способствует деятельность полиции, ведущей расследование причин пожаров: «Общеизвестно и нет никакой причины умалчивать о том, что выдача полицейских свидетельств производится в огромном числе случаев не иначе как за некоторую, более или менее крупную, денежную благодарность от лица, нуждающегося в скором и, возможно, значительном получении «премии» за пожар. Степень благодарности усугубляется, чем больше было налицо обстоятельств, грозивших обнаружением истинной причины пожара, и чем меньше внимания и прозорливости относительно этих обстоятельств проявлено производившим дознание».
Однако при этом сами акционерные страховые общества не имели каких-либо существенных неудобств. С ростом страховых выплат они дружно поднимали страховые премии. Вся же сущность работы этих компаний сводилась, как говорил А.Шахт, к простой схеме: «Взять как можно больше премий от страхований, заплатить за убытки как можно меньше, уклоняясь от платежей всякими правдами и неправдами, и таким образом увеличить прибыль от операций для выдачи акционерам жирных дивидендов — вот сущность упрека по адресу акционерно-страховых компаний».
И он вовсе не преувеличивал.
Деньги-невозвращенцы
Как правило, больше других страдали от страховых компаний представители не самых состоятельных сословий и погорельцы, оказавшиеся в безвыходном положении. В 1898 г. газета «Санкт-Петербургский листок», как ¬утверждал ее репортер, с фотографической точностью описала историю вдовы, у которой сгорел застрахованный дом.
После долгих мытарств и ожидания приема у директора общества ее наконец-то приняли, после чего состоялся следующий диалог: «Я хотела бы поговорить...» — «Успеете!» — оборвал ее директор. Через пять минут он поднял голову и спросил: «Что вам угодно?» — «Я вдова Касимова. Еще покойный муж мой, начиная с конца семидесятых годов, страховал в вашем обществе имущество. В июле случился пожар, загорелось не по моей вине...» — «Это все говорят! А как разобраться, да копнуть...» — «Позвольте, мое имущество стоит не менее трех тысяч, а застраховано оно было у вас только в тысячу рублей, где же смысл под...» — «Казнитесь, поделом вам! Стоит имущество три тысячи, надо и страховать в три!» — «Но, во-первых, мои средства не позволяют этого, во-вторых, если теперь мне не хотят выдать полностью премию, то что было бы при страховке в три тысячи?»
После препирательств о том, полностью или не полностью сгорело имущество, директор перешел к делу:
— Ну-с,— начал директор,— тут, сударыня, кроме вас и меня никого нет, и это не мешает нам говорить откровенно. Желаете миролюбиво?
— У меня помысла нет, чтобы судиться.
— У нас есть.
— Зачем?
— Судьбище — время, а время — деньги.
— Помилосердствуйте, я бедная женщина.
— Однако если наше общество будет раздавать капиталы свои на бедных, то...
— Не на бедность я прошу, а свое!
— В своем мы не отказываем никому! Триста рублей желаете?
— Вместо тысячи???
— Значить судиться? Ну, что делать, нанимайте адвоката и вчиняйте иск!
— И мне присудят все полностью.
— Вне сомнения, но адвокату попадет добрая доля, и судиться мы будем не месяц, а год! У нас, матушка, свое юридическое светило, специализированное на оттяжках.
Женщина думала.
— Четыреста желаете? Берите, пока даю!
Утирая глаза, она ответила:
— Сила солому ломит! Беру!
— Пожалуйте за мной в бухгалтерскую! Поздравляю вас с благополучным концом!».
Впрочем, даже те, кто имел время и деньги, чтобы судиться со страховыми компаниями, как правило, оставались в проигрыше. Прецедентным в русской судебной практике, не признававшей прецедентов, стало «дело купца Пейсаха Животинского против Второго российского страхового от огня общества 1835 г.». Оно застраховало имущество купца от всех возможных напастей. Однако после того, как в 1892 г. во время беспорядков его имущество подожгли, наотрез отказалось выплачивать 10 тыс. руб. Причиной отказа стало то, что имело место форс-мажорное обстоятельство — бунт. Купец долго судился и подавал кассационные жалобы, но в итоге так ничего и не получил.
Не менее грустной оказалась и история, произошедшая в феврале 1905 г. с крупнейшим отечественным сахарозаводчиком Михаилом Терещенко. У него во время бунта рабочих был сожжен завод с прилегавшими к нему постройками, оцененный вместе с прочими убытками более чем в 1,5 млн руб. У М.Терещенко со страховщиками существовал особый договор, где бунт в качестве форс-мажора уже не рассматривался. Но все то же Второе страховое общество годами тянуло дело в судах, пытаясь добиться полного истощения сил истца.
Все это позволяло синдикату страховых обществ получать на страховании от пожаров весьма солидную прибыль. Так, страховое общество «Россия», например, собрав в 1910 г. страховых премий на 7654845 руб., выплатило пострадавшим 4366543 руб. А общество «Саламандра» при сборе 3252134 руб. рассталось с 1831648. При таких доходах обращать внимание на какие-то пожарные эпидемии просто не было смысла.
А отработанная тогда схема — как можно больше собрать и всеми правдами и неправдами не отдавать — жива и до сих пор.
Комментарии
К статье не оставили пока что ни одного комментария. Напишите свой — и будете первым!