Александр Раппопорт: «Статус адвоката — хороший инструмент контроля качества»
Отсутствие единых стандартов и контроля занедобросовестными юристами, действу¬ющими вне профессиональных, корпоративных и этических рамок, является одной из острейших проблем в предоставлении правовой помощи. Почему России все же необходима «адвокатская монополия», как бороться с засильем англосаксонского права и как кризис сказался на работе рассказал управляющий партнер адвокатской конторы «Раппопорт и партнеры» Александр РАППОПОРТ, в интервью Право.ru.
«Даже не самый проработанный закон лучше, чем полная анархия»
— Насколько, с вашей точки зрения, совершенен закон об адвокатуре РФ?
— Когда этот закон создавался, он был жизненно необходим. В начале 2000-х юридическая профессия просто разваливалась, поэтому даже не самый проработанный закон был лучше, чем полная анархия. Но на сегодня он тормозит развитие юридической практики.
— Есть ли какая-то альтернатива этому закону?
— Нет. Так называемая адвокатская монополия абсолютно необходима, хотя сам термин и некорректен: вы же не скажете, что врачи имеют монополию на лечение людей. Является ли нормальной ситуация, когда даже электрик может оказывать юридическую поддержку? Нет. Слишком высок риск. Поэтому конт¬роль над теми, кто занимается юридической практикой, совершенно необходим. Так происходит во всем мире.
— Вы считаете, что адвокатский статус необходим всем без исключения юристам?
— Пожалуй, нет. Если юрист работает по договору найма и оказывает юридиче¬скую помощь своему работодателю, на сегодняшнем этапе можно обойтись без статуса. Думаю, компании вполне могут нанимать юристов и без адвокатского статуса, так как у них достаточно опыта и ресурсов проверить его квалификацию. Хотя и в этом случае наличие статуса адвоката может стать хорошим инструментом контроля качества.
— Вы видите какие-то другие способы осущест¬вления такого контроля, кроме адвокатской монополии?
— Нет. Вы можете поменять название, но суть не изменится. Да и зачем это делать? У адвокатуры хороший исторический feedback. Даже в Советском Союзе понимали, что у адвокатов должен быть особый статус: они не были госслужащими и не имели трудовой книжки.
«Англосаксонское право пришло к нам не от хорошей жизни»
— Видите ли вы угрозу в доминировании англосаксонского права в российской бизнес-среде?
— Да, угроза есть. Англосаксонское право пришло в Россию не от хорошей жизни. Существующее положение вещей — ответ на неспособность законодателя отразить в праве текущие бизнес-реалии. Приведу пример, наверное, набивший всем оскомину: как, согласно российскому праву заключить соглашение акционеров, отражающее сложные нюансы бизнесдоговоренностей? Практически никак. Когда такое происходит, общество обязательно находит альтернативное решение. В нашем случае — английское право.
Такая ситуация крайне опасна: право уходит в оффшоры вслед за деньгами. Абсурдность положения усиливается еще и тем, что большинство бизнесменов (по крайней мере, из тех, кого знаю я) на сегодняшний день стремятся работать и платить налоги в России. Но они не могут этого сделать из-за того, что в нашей стране, во-первых, невозможно заключить нормальное акционерное соглашение, во-вторых, невозможно подписать удобные контракты и, в-третьих, нет надежды на справедливый и беспристрастный суд. Следствие — бизнес выдавливается в оффшоры. Есть еще более вопиющие примеры. Скажем, закон о векселях в России не менялся с 1928 года! А сколько изменилось в мире с тех времен?!
Плачевная ситуация складывается не только в корпоративном праве: огромные лакуны есть и в регулировании гражданских правоотношений. Возьмите наследство или земельное право: все находится на уровне совет¬ских законов сорокалетней давности. За редкими исключениями типа введенного относительно недавно брачного договора, который на поверку также оказывается неработающим, так как все равно не дает супругам той свободы, которую дает англий¬ское право.
— Нет ли у вас ощущения, что многие идут в английское право не столько из-за несовершенства российских законов, сколько из-за отсутствия доверия к судебной системе?
— Несомненно. Однако, это не главный фактор. Здесь следует руководствоваться порядком принятия решений. Сначала бизнесмены просто пытаются договориться, не обсуждая вопросы юрисдикции. Однако уже на этом этапе видно, что договоренности невозможно оформить по российскому праву. Именно в этот момент мы уходим в чужую юрисдикцию. И я уверен, что если просто поменять законы, тренд будет переломлен: большая часть бизнесменов не станут делать надстроек, необходимых для ухода в англосаксонское право, а останется в России. Для этого не нужно дожидаться, когда будет наведен порядок в нашей судебной системе.
«Предкризисного уровня нам не видать»
— Сколько адвокатов работают в вашей конторе?
— Около шестидесяти. При этом, когда необходимо, мы привлекаем еще со стороны по договорам присоединения.
— Какие практики приносят основные деньги?
— Мы не являемся глобальной структурой и концент¬рируемся на корпоративном праве. Основные деньги приносят правовое сопровождение трансакций и вопросы, так или иначе связанные с корпоративным правом.
— Что именно вы имеете в виду?
— Например, брачные договоры. Согласитесь, что любой развод, когда на кону стоят крупные активы, по сути становится сделкой M&A, проходящей под очень сильным эмоциональным давлением.
— А насколько часто приходится заниматься тем, что обычно называют юридическим обслуживанием бизнеса?
— Не очень часто, потому как с этими задачами должны справляться штатные юристы компании. Внешние юристы приходят на помощь в сделках, которые не являются рутинными и бывают от силы несколько раз в жизни. В таких проектах штатный юрист не может да и не должен разбираться досконально.
— Какова средняя часовая ставка адвоката в вашей компании?
— €250. При этом клиенту мы, как правило, прописываем усредненную ставку и количество часов, которые мы планируем потратить на реализацию проекта. Российскому клиенту психологически важно представлять себе, сколько денег в конце месяца он отдаст юристу.
— И как часто ваши счета не устраивают клиентов?
— Мы выставляем не просто счета: перед получением счета клиент получает от нас его проект. Если он не устра¬ивает, мы обсуждаем узкие места, и при необходимости я лично сокращаю количество часов, предъявляемых к опла¬те.
— Компромисс всегда находится?
— Мы готовы уступать в разумных пределах. Я полагаю, что в связке клиент — адвокат в сотрудничестве долж¬ны быть заинтересованы оба звена. Если возникают принципиальные, совсем уж неразрешимые разногласия, лучше расстаться. При этом к любому клиенту надо относиться, как будто он единственный, и его уход означает крушение бизнеса. Но это уже вопрос не столько качества адвокатской работы, сколько качества бизнеса.
— А сколько часов в месяц «билит» ваш адвокат?
— Идеальное количество — 200 часов.
— 200 умножаем на среднюю часовую ставку €250, получаем €50000. Умножаем на 60 адвокатов, получаем 3 млн в месяц выручки без учета накладных расходов и простоев. Я не ошибся?
— Вы описали идеальную ситуацию.
— Кризис сильно сказался на ваших ставках и объеме предоставляемых услуг?
— На ставках особо не сказался, а на характере услуг — да. В первый год кризиса мы провели около 25 реструктуризаций долгов в крупных и очень крупных компаниях. Такого объема в нашей практике не было ни до, ни после этого.
— По вашим ощущениям, рынок восстановился?
— Нет, восстанавливается. Причем мы где-то в середине пути. Но я думаю, что предкризисного уровня нам не видать.
Комментарии
К статье не оставили пока что ни одного комментария. Напишите свой — и будете первым!