Рудольф фон ИЕРИНГ: «Нет и не может быть бесцельных деяний»
В какой бы связи ни находилась цель с деянием и какого бы рода она ни была, без цели деяние немыслимо. Действовать — и действовать ради какой-либо цели — значит одно и то же; деяние без цели такая же бессмыслица, как следствие без причины.
Внутренний стадий
Внутренний стадий начинается актом способности к представлению. В душе всплывает образ, представление будущаго возможнаго состояния, обещающаго представляющему его субъекту большее удовлетворение, чем то состояние, в каком он находится в данный момент. Причина возникновения такого представления лежит отчасти в самом субъекте, его индивидуальности, его характере, его принципах, его воззрениях на жизнь, отчасти же — во внешних влияниях.
Возникновение в душе преступника мысли о злодеянии предполагает его самого со всею его преступною натурою; в душе человека добраго, хорошаго такая мысль не зародится. То же самое следует заметить и относительно представления о добром деле, нарождающагося в душе последняго; в первом оно было бы невозможно. Возможность перваго побуждения к деянию обусловлена, таким образом, данною индивидуальностью субъекта, в ней следует искать ея последняго, главнаго основания.
Внешния же влияния служат импульсом, случайною причиною деяния. В них наблюдатель видит пункт, с котораго становится возможным воздействие закона причинности на образование воли, но вместе с тем они же устанавливают и границы этого воздействия, ибо, как нами указано выше, при рассмотрении волеваго процесса у животнаго эти внешния влияния не имеют непосредственной, прямой власти над волею, а приобретают ее лишь тогда, когда им удастся превратиться в психологические мотивы. А такая удача или неудача зависит от степени сопротивления, встречаемаго ими во внутренней сфере субъекта.
Вышеупомянутое представление о будущем отличается от других представлений тем, что оно практическаго свойства; оно за¬ключает в себе вызов к деянию, оно является проектом последняго, предлагаемым воле способностью создавать представления и вожделения. Будет ли такой вызов или проект принят или нет, зависит от перевеса оснований за и против него. Без такого перевеса движение воли столь же невозможно, как и нарушение равновесия в чашах весов при одинаковости груза; такое состояние воли напоминает вполне осла Буридана между двумя вязками сена. Решение доказывает, что, по заключению действующаго, образовался перевес; всякому решению предшествует обсуждение, т.е. оценка, исследование, заканчивающееся решением.
Отношение цели к деянию
Удовлетворение, ожидаемое от деяния желающим совершить оное, есть цель его хотения. Самое деяние никогда не бывает целью, а лишь средством, ведущим к цели. Пьющий, конечно, хочет пить, но он хочет этого лишь ради результата, достигаемаго питьем; другими словами, при всяком деянии мы желаем, хотим не самого деяния, а лишь влияния его на нас, последствий его для нас. А это, другими словами, значит: во всяком деянии мы хотим цели его.
Мне можно было бы возразить, что это справедливо в приведенном примере, когда кто-либо пьет вследствие жажды, когда кто-либо интересуется не самим процессом питья, а утолением жажды, но не в том случае, когда пьют ради наслаждения самим питьем, ибо при последнем условии самое питье является целью, а не средством. Однако, если питье не доставляет наслаждения пьющему, потому ли, что, например, вино испорчено, или потому, что оно невкусно, он прекращает питье.
Причина заблуждения, вследствие котораго деяние кажется иногда целью, заключается в том, что цель с деянием в некоторых случаях вяжется двояким образом, а именно: цель может быть направлена или на то влияние, какое производит на нас деяние во время предприятия его, или же на то, которое следует по окончании, по совершении его. Пьющий воду вследствие жажды или путешествующий по делам имеют в виду последствия питья, последствия путешествия; пьющий же вино ради наслаждения им, путешествующий для удовольствия имеют своею целию то, что для них заключено в самих этих деяниях. Само собою разумеется, что цель может равномерно распространяться и на то, и на другое.
Цель в форме причины
Здесь мы достигаем пункта, который обязались выше доказать, — существования целеваго закона. На название закона целевой закон может претендовать лишь при том условии, что осуществление его абсолютно необходимо, возможность же уклонений от него или исключений из него немыслима; в противном случае он будет не законом, а правилом.
Итак, имеет ли он право именоваться законом? Насколько я могу себе представить, подобное наименование можно оспаривать лишь по двум основаниям. Во-первых, потому, что деяния совершаются не только ради цели, но и по из¬вестной причине, например вследствие принуждения, по повелениям долга, законов государства. Во-вторых, потому, что деяния бывают вполне бессознательныя и ненамеренныя, например, деяния сумасшедшаго, деяния, вытекающия из привычки, совершая которыя мы ни о чем не думаем.
Первое возражение кажется неопровержимым. Если бы оно было неосновательно, то при обозначении мотива деяния не следовало бы употреблять союз quia (потому что), служащий для выражения основания, по которому совершается то или другое, а следовало бы прибегать исключительно к союзу ut (для того чтобы, с тем чтобы), указывающему на цель; между тем язык всех народов обращается одинаково и к тому и к другому союзу.
Посмотрим однако, что такое этот союз quia (потому что) на самом деле. Когда кто-либо говорит: «Я пью, потому что имею жажду», то это совершенно понятно всякому. Если бы было сказано: «потому что вчера шел дождь», то этого никто бы не понял. Почему? Вследствие того, что между «потому что» и питьем нельзя было бы отыскать никакой связи. Такую связь можно установить и с помощью союза «потому что», но лишь тогда, когда за ним скрывается союз «для того чтобы».
Основание, причина, по которым совершается какое-либо деяние, суть не что иное, как иносказательная форма цели его; там, где этого нет, нет и деяния, а имеется простое явление. «Он бросился с башни, потому что желал лишить себя жизни» — здесь «потому что» равносильно «для того чтобы»; «он лишился жизни, потому что упал с башни» — тут «потому что» действительное «потому что»; там мы имеем дело с деянием, здесь — с событием.
Но почему же мы употребляем «потому что», вместо «для того чтобы»? Это случается с нами по преимуществу в тех случаях, когда действующий субъект не обладает при действии полною сво¬бодою решения, когда он подвергался какому-либо принуждению: физическому, правовому, моральному или социальному. Во всех иных случаях мы или (когда нет никакого сомнения относительно цели) просто сообщаем факт, или же (когда целей может бы несколь¬ко) указываем для мотивировки факта и цель. Редко кто скажет: такой-то купил к празднику Рождества подарки своим детям для того, чтобы обрадовать их, или такой-то купил дом для того, чтобы жить в нем. Но если кто-либо покупает дом с тем, чтобы снести его, отдать в наем или перепродать, то, желая мотивировать принятое им решение, непременно упомянет о цели.
Принуждение к деянию
Посмотрим, выдерживает ли вышеизложенное мнение критику. Остановимся сначала на случае физическаго принуждения. Когда разбойник насильственно отнимает у своей жертвы часы и кошелек, потерпевший не совершает никакого деяния, а совершает его разбойник. Когда же потерпевшаго побуждают выдать кошелек и часы угрозы разбойника, то действует потерпевший, хотя и под влиянием психологическаго принуждения.
Но действует ли потерпевший в последнем случае по известной причине или же ради какой-либо цели? Без сомнения, ради цели. Он отдает кошелек и часы для того, чтобы спасти жизнь; жизнь дороже ему часов, он жертвует меньшим, чтобы сохранить более ценное. Возможно, что на свою уступчивость он посмотрит как на поругание своей чести и вступит в борьбу с разбойником, но и при этом он будет иметь в виду опять-таки цель.
Что в этом случае мы имеем дело с действительным актом воли и что это не кажется только — осознали вполне благодаря своему острому уму римские юристы (в двух словах метко выразил эту мысль Paulas, 1.21, §5 Quod met. (4.2): coactus volui — я хотел вследствие принуждения), и трудно понять, каким образом между нашими современными юристами встречаются еще такие, для которых эта истина как бы не существует.
Между тем именно юристу эта истина должна бы представляться вполне ясною, если он только заслуживает имени юриста; его практический смысл должен бы подсказать ему последствия, к которым неминуемо приведет отрицание наличности воли в случае принуждения. Тогда бы пришлось отрицать свободу во всяком, кто, принимая то или другое решение, уступает внешним влияниям.
Тюремный страж, смягченный слезами и мольбами родственников приговореннаго к смерти преступника и дающий возможность последнему бежать из тюрьмы, действует несвободно; кассир, расхищающий кассу, чтобы насытить своих голодающих детей, не свободен. Где же мы нашли бы границу? Если утопающий, дав обещание поступиться всем своим достоянием в пользу бросившаго ему веревку, имеет право отказаться от своего обещания, потому что оно вынуждено было у него лишь безысходным положением, в котором он находился, то почему, спрашивается, не признать такого же права за путешественником, который в пути бывает принужден подчиняться высшим ценам, чем цены, платимыя туземцем, или те, по которым он оплачивает однородные предметы на родине?
Казуистика легко может представить целый ряд случаев, в которых играет роль большая или меньшая степень принуждения; пусть же кто-либо попытается указать в этом ряду именно тот случай, в котором кончается отсутствие свободы и начинается по¬следняя.
Правда, закон во многих подобнаго рода случаях отрицает правовое значение деяний, подобно тому, как римское право отказывало, например, в таком значении деяниям, совершенным под принуждением, превосходящим обычную для человека силу сопро¬тивле¬ния; но это обстоятельство не может никак влиять на разрешение вопроса о том, можно ли в таких случаях допускать акт сво¬бодной воли, потому что вопрос этот вовсе не подлежит разреше¬нию путем закона, а всецело относится к области психологии. Закон не признает и договоров, оскорбляющих нравственность, однако до сих пор никому и в голову не приходило лишать их характера актов свободной воли. И законы государства имеют принудительный характер, но разве, следуя им, мы действуем несвободно?
Рассматриваемый нами вопрос наводит нас на отношение, в котором также, по-видимому, причина вытесняет цель. Должник платит долг. Почему? Всякий охотно ответит: потому что он должен. А между тем и здесь за «потому что» скрывается «для того чтобы»: должник платит для того, чтобы освободиться от своего долга. Если того же самаго результата можно достигнуть иным путем, или когда обстоятельства сложились так, что внеш¬ним актом платежа юридически не достигается указанная цель, то долж¬ник не платит.
Кто в гнете долга усматривает побудительную причину решения произвести платеж, тот с таким же успехом мог бы за побудительную причину деяния арестанта, сбрасывающаго с себя оковы, принять самыя оковы; если бы за¬ключенный не ощущал стремления к свободе, то не воспользовался бы и случаем освободиться от оков. То самое можно сказать и о долге. Кого он не гнетет, тот не платит его, а кто платит, тот поступает таким образом не ради самого долга, т.е. факта, относящагося к прошедшему, а ради будущаго, с известной целью: чтобы остаться честным человеком, чтобы не подорвать свой кредит, сохранить за собою добрую славу, чтобы не нажить процесса.
Если мы при наших платежах не всегда сознаем такия специальныя цели, то об этом я упомяну, коснувшись цели при деяниях, совершаемых по привычке (см. ниже). Следование действующим законам со стороны большинства людей совершается часто по привычке, без всякаго размышления; вопрос «почему?» люди разрешают обыкновенно со всею ясностью тогда, когда впадают в искушение нарушить закон, причем, подвергнув себя точному исследованию, могут от¬крыть скрывающуюся за каждым таким вопросом «почему?» какую-либо цель.
Об исполнении нравственных обязанностей нельзя сказать ничего иного, кроме сказаннаго о правовых обязательствах. Подавая бед¬няку милостыню, я делаю это не потому, что он беден, а для того, чтобы помочь находящемуся в нужде; «потому что» вызы¬вает лишь «для того чтобы».
Против сделаннаго нами вывода, который, в сущности, сводится к тому, что всякая причина, по которой совершается деяние, превратима в цель, возможно возразить, что то же самое может иметь место и наоборот. Вместо того чтобы сказать: я покупаю дом для того, чтобы в нем жить, следует лишь выразиться таким обра¬зом: потому что он мне нужен для жилья. Такое возражение было бы основательно, если бы мое мнение имело в виду одну возможность того или другаго способа устнаго выражения; между тем я желаю доказать не то, что посредством того или другаго способа выраже¬ния всякая причина может быть представлена в виде цели, а то, что всякая причина по существу своему есть цель. В слове «нужен» прикрытая способом выражения цель ясно проглядывает по существу; то же самое мы встретим и во всех других случаях.
Деяние, проистекающее из привычки
Второе возражение против утверждаемой мною абсолютной необходимости цели заключалось в возможности деяний ненамеренных, бессознательных. Это возражение, собственно, уже опровергнуто прежде, чем было сделано, именно в приведенном мною выше, когда я говорил о воле у животных, указании на то, что у животных для хотения, а вместе с тем и для цели, не требуется самосознания. И сумасшедший действует, насколько такое выражение может быть применимо к его поступкам, не бесцельно; его деяния отличаются от деяний разумнаго человека не отсутствием цели, а исключительностию, а нормальностию ея, и я готов утверждать, что именно тем он, в отличие от животнаго, и проявляет остающиеся в нем признаки человечности, что ставит себе цели, выходящия из кругозора чисто животной жизни, животному неведомыя и недоступныя; хотя и в искаженном виде, в сумасшедшем узнаем человека.
Точно так же и в действиях по привычке, совершая которыя мы ни о чем не думаем, нельзя отрицать присутствия цели. В жизни отдельнаго лица действие по привычке представляется таким же явлением, как в жизни народа нравы и обычное право. Первоначально более или менее сознаваемая и ощущаемая цель вызывала в отдельном лице, как и в народе, известный образ действия, частое же повторение одного и того же образа действия из одних и тех побуждений, с одинаковою целью слило до такой степени в одно цель с деянием, что первая перестала являться ощутительным для сознания моментом волеваго процесса.
Закон причинности
Этим я заканчиваю развитие понятия о целевом законе и в виде результата ставлю следующее положение: просто хотеть и хотеть с какою-либо целью значит одно и то же; нет и не может быть бесцельных деяний. Если язык и допускает подобное выражение, то под последним разумеется не отсутствие цели вообще, а лишь отсутствие понятной разумной цели.
В виде примера я укажу на истязание животных. Объективно такое истязание бесцельно, т.е. оно не вызывается никакою жизненною целью; субъективно оно не бесцельно, ибо истязующий животное поставил себе целью наслаждение мучениями послед¬няго. Бесцельному образу действия противопоставляется нецелесообразный, являющейся последствием ошибки в выборе средств.
Внутренний стадий деяния заканчивается решением, актом, посредством котораго воля разрешает свои колебания, полагает конец нерешительности; к этому акту непосредственно примыкает приведение решения в исполнение, совершение действия. Посредством деяния воля вступает в область внешняго мира и вместе с тем начинается подчинение ея законам этого мира. При этом целевой закон уступает место закону причинности не только в том отрицательном смысле, что воля не может идти наперекор этому последнему закону, но в положительном, а именно в том, что воля для своего осуществления нуждается в содействии закона причинности.
Бросающийся с башни для того, чтобы лишить себя жизни, рассчитывает при исполнении своего решения на закон тяготения, точно так же, как при каждом произносимом нами слове мы должны иметь в виду волнообразное движение воздуха, дающее звуку возможность достигать чужаго уха; одним словом, всякое действование, в чем бы оно ни заключалось, требует содействия законов природы. Поэтому успех всякаго действования зависит от точнаго знания и применения этих законов. Если пуля падает на землю, не долетев до цели, то это служит доказательством того, что стрелок употребил меньший заряд, чем какого требовала природа для того, чтобы доставить пулю по назначению. При всяком действовании природа является к нашим услугам, исполняет беспрекословно все наши поручения, под тем, однако, условием, чтобы эти поручения давались правильно, сообразно с действующими в природе законами.
По-видимому, это внешнее проявление воли должно бы быть поставлено на одну линию с прочими явлениями, совершающимися в природе. Падает ли камень с крыши или его бросает человек, слово ли человека или гром приводит в движение звуковыя волны воздуха — по-видимому, с точки зрения природы это вполне одно и то же. В сущности же, это совершенно различно. Падение камня с крыши и раскаты грома производятся самою природою, вследствие предшествовавших им причин. Бросание же камня и произнесение слова являются актами, в которых природа не принимает участия; посредством этих действий в сферу природы вторгается сила, над которою она не имеет никакой власти, — человеческая воля.
Внешний стадий при волевом процессе
Человеческая воля обозначает границы царства природы; там, где начинается область человеческой воли, прекращается область природы. Бесконечная цепь причин и следствий во внешнем мире прерывается при всяком столкновении с человеческою волею; над по¬следнею закон причинности не имеет никакой власти, по отношению к природе воля свободна, не подчинена ея закону, она повинуется лишь своему — целевому закону. Но, не признавая над собою власти природы, сама воля имеет несомненную власть над последнею; природа должна повиноваться воле, когда того последняя хочет, человеческая воля постоянно является источником причин¬ности во внешнем мире.
Таким образом, волю можно назвать началом и концом движения причин и следствий в природе — волею называется способность к собственной причинности, существующей независимо, рядом с причинною связью явлений внешняго мира.
Но такую независимость воли от закона причинности, такую свободу ея по отношению к внешнему миру следует понимать не в том смысле, что воля может за¬мкнуться в самой себе, как бы в недоступной крепости, защищенной от всякаго нападения извне. Внешнему миру известно убежище воли, и нередко грубою рукою стучится он в это убежище, требуя входа: природа посред¬ством голода и жажды, человек — с помощью угроз и насилия.
Но если сама воля не откроет доступа, осаждающий не доберется до нея; крепость, охраняемая твердою волею, хотя бы на приступ ея двинулся весь мир, окажется неприступной. Какия мучения и жестокости ни придумывал человек для того, чтобы согнуть волю другаго человека, но все эти мучения и жестокости сокрушались о нравственную силу убеждения, героизма, долга, личной любви, религиознаго верования, любви к отечеству; кровавые свидетели в пользу несокрушимости воли насчитываются миллионами.
Правда, свидетелей в пользу слабости человеческой воли можно привести целые миллиарды, но они не опровергают нашего взгляда, ибо мы не отрицаем вообще внешних влияний (посредством психологическаго давления) на волю, мы утверждаем лишь, что внешния влияния не имеют над волею непосредственной, прямой (механической) власти или (что то же) что воля подчиняется не закону причинности, а лишь целевому закону.
Воля должна быть признана поистине творческою, т.е. из самой себя зиждущею силою в миpe — такова она в Боге, такова, по подобию его, и в человеке.
Двигателем этой силы представляется цель. За целью скрывается человек, человечество, история. В двух союзах quia и ut отражается, как в зеркале, различие двух миров; quia — природа, ut — человек; этим ut он заявляет притязание на весь мир, ибо ut выражает возможность установления связи между внеш¬ним миpoм и собственным «я», и такое установление связи не встречает границ ни в собственном «я», ни во внешнем миpe; посредством ut весь мир отдан Господом во власть человеку, как тому учит и история сотворения миpa (кн. Бытия I: 26, 28).
(Продолжение следует)
Стилистические, лексические, а также особенности синтаксиса и орфографии текста сохранены
Комментарии
К статье не оставили пока что ни одного комментария. Напишите свой — и будете первым!