«Якщо повстання придушать, це зміцнить радянську владу, дискредитувавши її противників»
90 років тому, 10 лютого 1921-го, за два тижні до початку антибільшовицького виступу червонофлотців у Кронштадті російська емігрантська преса в Парижі повідомила про те, що він уже іде повним ходом. Лев Троцький назвав цей факт прямим доказом участі в змові французької контррозвідки. Кореспондент «Власти» Світлана КУЗНЕЦОВА розбиралася в тому, хто й навіщо спровокував цей заколот.
«Йому належало лише 50 інформаторів»
Перший післявоєнний 1921 рік був настільки тяжким, що час Першої світової та громадянської воєн міг видатися людям далеко не найважчим випробуванням в їхньому нелегкому житті. З настанням холодів країна залишилася без палива, зупинилися залізниці, припиняли роботу заводи і фабрики. Але головне — в багатьох регіонах республіки почалися збройні виступи втомлених від примусових вилучень зерна селян, крім того, почалася продовольча криза.
Становище у великих містах, особливо в Петро¬граді, погіршувалося тим, що в рамках боротьби з мішечництвом і спекуляцією ще під час громадянської війни різко обмежили до¬ставку продовольства приватними торговцями, на їхньому шляху до «колиски революції» стояли загородзагони. У результаті ціни на продукти, які всіма правдами і неправдами потрапляли в Петроград, злетіли до небес.
При цьому робітники скаржилися, що місячної норми продовольства, яка видавалася на підприємствах, вистачало тільки на тиждень, і навіть цей мізерний пайок невпинно зменшувався. Клас-гегемон намагався боротися за свої права, направляючи в радянські й партійні органи численні прохання і скарги, але ро¬бітничо-селянський уряд залишався непохитним.
«Комиссия по снабжению рабочих при Нарком¬проде, — повідомляли «Известия» в січні 1921 року, — разрешила в отрицательном смысле вопрос о довыдаче разницы в пайках переведенным на бронированное снабжение рабочим, которые ранее состояли на довольствии по повышенным нормам (красноармейские — тыловой, фронтовой и другие — пайки)». (Тут і далі лексичні, стилістичні, а також синтаксичні особливості цитованих джерел збережені. — Прим. ред.)
Незадоволеність мас зростала, і це, звісно, позначалося на авторитеті влади, який і без того підірвала дискусія про роль профспілок, що розгорнулася наприкінці 1920 року. Питання стосувалося не стільки профспілок, скільки влади в партії та країні, тому, прагнучи прихилити на свій бік якомога більше людей, кожне з угруповань старанно викривало противників, що сприяло ще більшій дискредитації партійних вождів.
Командувач морських сил республіки Олександр Немітц доповідав про участь у такій дискусії моряків Балтійського флоту:
«1. На широких собраниях моряков страстно обсуждались вопросы, сами по себе очень тонкие и сложные экономически, но преломившиеся в сознании массы примерно так: «За Троцкого или за Зиновьева?», «За подтяжку нас или за поблажки нам?».
2. На широких собраниях моряков была допущена и страстная критика командующего Балтфлотом, которою руководила часть комиссаров, и даже в печати. Это преломилось в сознании массы как «мы вы¬гнали комфлота». В итоге масса оказалась и раздражена, и сбита с толку, она почувствовала возможность не считаться с громадным авторитетом партии, власти...»
Під час дискусії, здавалося, ніщо не віщувало ¬жодних заколотів. Начальник 1-го спецвідділу ВНК Володимир Фельдман, який перевіряв Балтійський флот у грудні 1920 року, доповідав: «Усталость массы Балтфлота, вызванная интенсивностью политической жизни и экономическими неурядицами, усугубленная необходимостью выкачивания из этой массы наиболее стойкого, закаленного в революционной борьбе элемента, с одной стороны, и разбавлением остатков этих элементов новым аморальным, политически отсталым добавлением, а порой и прямо политически неблагонадежным — с другой, изменила до некоторой степени в сторону ухудшения политическую физиономию Балт¬флота. Лейтмотивом является жажда отдыха, надежда на демобилизацию в связи с окончанием войны и на улучшение материального и морального состояния, с достижением этих желаний по линии наименьшего сопротивления. Все, что мешает достижению этих желаний масс или удлиняет путь к ним, вызывает недовольство».
В.Фельдман пропонував низку заходів для поліпшення ситуації на флоті, але особливого занепокоєння не висловлював і досить похвально відгукувався про начальника особливого відділу Кронштадтської фортеці: «Нач. т.Грибов поставил работу его на долж¬ную высоту: информационная часть вполне удовлетворяет своему назначению; весь информматериал без предварительной проверки не идет в сводку. Грибов сам моряк, имеет самую тесную связь с комиссарами и массой. Вот пример этой тесной связи с ним. По штату ему полагалось всего 50 осведомителей, он имеет их до 150, и почти все бесплатные. Как только комиссар «Петропавловска» перехватил письмо (з листівками анархістів. — Прим. ред.), через 10 минут он уже был у Грибова».
«Відправлені до Москви, мабуть, для розстрілу»
Саме тому опубліковане в Парижі 10 лютого 1921 року повідомлення російських «Последних нововстей» було, по суті, абсолютно звичайною для того часу й емігрантської преси газетною пліткою: «Лондон, 9 февраля (собкор). Советские газеты сообщают о том, что экипаж кронштадтского флота взбунтовался на прошлой неделе. Он захватил весь порт и арестовал главного морского комиссара. Советская власть, не доверяя местному гарнизону, отправила из Москвы четыре красных полка. По слухам, взбунтовавшиеся моряки намерены начать операции против Петрограда, и в этом городе объявлено осадное положение. Бунтовщики заявляют, что они не сдадутся и будут бороться против советских войск».
Нічого подібного в той момент у Кронштадті не спостерігалось, а радянські газети, звичайно, про жодний бунт не повідомляли. Проте через три дні паризька газета Le Matin («Ранок») опублікувала схоже повідомлення: «Гельсінгфорс, 11 лютого. З Петро¬града повідомляють, що з огляду на останні заворушення кронштадтських матросів військова більшовицька влада вживає низку заходів, щоб ізолювати Кронштадт і не дати потрапити в Петроград червоним солдатам і морякам кронштадтського гарнізону. Доставку продовольства в Кронштадт припинили до нових наказів. Сотні матросів арештували і відправили у Москву, мабуть, для роз¬стрілу».
Обуренню більшовицького керівництва, здавалося, не було меж. Нарком у військових і морських справах і голова Реввійськради республіки Л.Троцький уже під час заколоту розповідав іноземним журналістам: «Всем, вероятно, известно, что в ряде иностранных газет, в том числе и в «Матен», сообщение о восстании в Кронштадте появилось еще в середине февраля, то есть в то время, когда Кронштадт был совершенно спокоен. Чем это объясняется? Очень просто. Центры контрреволюционных заговоров находятся за границей… Русские контрреволюционные организации обещают своевременно устроить мятеж, а нетерпеливая бульварная и биржевая печать уже пишет об этом как о факте. На основании сообщения «Матен» я послал предупреждение в Петроград своим морским сотрудникам, причем сослался на то, что в прошлом году в заграничной печати появилось совершенно неожиданно для нас сообщение о перевороте в Нижнем Новгороде, и действительно приблизительно через месяц после появления этого известия в Нижнем произошла попытка переворота. Таким образом, газетные агенты империализма «предсказывают» то, что другим агентам того же империализма поручено выполнять».
Найцікавішим, проте, було те, що на початку 1921 року у ворогів радянської влади дійсно існували плани стосовно організації повстання в Кронштадті. У доповіді, котру, як уважається, підготував представник російського відділення Червоного Хреста у Фінляндії професор Герман Цейдлер, ішлося: «Сведения, поступающие из Кронштадта, заставляют думать, что ближайшей весной в Кронштадте вспыхнет восстание. При оказании извне некоторой поддержки его подготовлению можно вполне рассчитывать на успех восстания, чему благоприятствуют следующие обстоятельства. В настоящее время на кронштадт¬ском рейде сосредоточены все суда Балтийского флота, сохраняющие еще боевое значение. В связи с этим преобладающей силой в Кронштадте являются матросы действующего флота, а равно матросы, несущие службу на берегу в Кронштадтской крепости.
Вся власть сосредоточена в руках немногочисленной группы матросов-коммунистов (местный сов¬деп, чрезвычайка, революционный трибунал, комиссары и коллективы кораблей и т.д.). Остальной гарнизон и рабочие Кронштадта не играют никакой заметной роли.
Между тем в среде матросов замечаются многочисленные и несомненные признаки массового недовольства существующим строем. Матросы единодушно примкнут к рядам восставших, как только немногочисленная мощь решительными и быстрыми действиями захватит в свои руки власть в Крон¬штадте. В среде самих матросов уже образовалась такая группа, способная и готовая к самым энергичным действиям».
«Більшовики не в змозі взяти Кронштадт»
Можливість перемоги повстанців у автора доповіді сумнівів не викликала: «Советское правительство хорошо осведомлено о враждебном ему настроении матросов. В связи с этим советское правительство приняло меры к тому, чтобы в Кронштадте единовременно не хранилось более недельного запаса продовольствия, тогда как ранее в кронштадтские склады отпускался запас продовольствия на целый месяц вперед. Недоверие советской власти к матросам настолько велико, что наружная охрана путей к Кронштадту, ведущих по льду, покрывающему в настоящее время Финский залив, поручена пехотному полку Красной армии. В случае восстания этот полк не сможет оказать матросам сколько-нибудь значительного сопротивления как по причине своей малочисленности, так и по причине того, что при надлежащей подготовке восстания полк будет захвачен матросами врасплох…
В случае успеха восстания большевики, не располагающие вне Кронштадта боеспособными кораблями и не имеющие возможности сосредоточить сухопутную артиллерию достаточной мощности для подавления огня кронштадтских батарей (особенно вследствие бессилия «Красной Горки» перед ними), не в состоянии взять Крон¬штадт ни посредством обстрела с берега, ни посредством соединенного с ним десанта...»
У доповіді говорилось і про особливі переваги Кронштадта як місця орга¬нізації антибільшовицького бунту: «Для успеха Крон¬штадтского восстания имеются налицо чрезвычайно благоприятные обстоятельства: 1) наличность сплоченной группы энергичных организаторов восстания; 2) сочувственное настроение восстанию в среде матросов; 3) ограниченность района действий узкими пределами Кронштадта, осуществление переворота в каковых пределах обеспечивает успех всего восстания; 4) возможность подготовить восстание в полной тайне, что осуществимо вследствие изолированности Кронштадта от России и вследствие однородности и сплоченности матросской среды».
При цьому в доповіді мовилось і про можливість провалу заколоту: «Внутренние условия жизни после восстания могут оказаться для Кронштадта роковыми. Продовольствия хватит на лишь несколько первых дней после восстания. Если оно не будет доставлено в Крон¬штадт немедленно после переворота и если дальнейшее снабжение Кронштадта не будет надлежащим образом обеспечено, то неизбежный голод заставит Кронштадт вернуться под власть большевиков.
Русские антибольше¬вистские организации не в силах самостоятельно разрешить указанную продовольственную задачу и принуждены обратиться в этом отношении за помощью к французскому правительству. Во избежание задержки в немедленной после восстания доставке продовольствия в Крон¬штадт необходимо, чтобы к заранее условленному времени надлежащие продовольственные грузы находились на транспортах, которые в портах Балтийского моря ожидали бы приказаний идти в Кронштадт. Кроме сдачи Кронштадта большевикам по причине его продовольственной необеспеченности представляется осторожным предвидеть случай перелома настроения в среде самих восставших, следствием чего также могло бы явиться восстановление власти большевиков в Кронштадте».
Аби уникнути подібного результату, як ішлося в доповіді, була потрібна порівняно невелика допомога французького уряду: 200 тис. франків, підготовлені судна з продовольством для повстанців і можливість проходу в Кронштадт для підтримки бунтівників залишків ро¬сійського Чорноморського флоту, який залишив Крим після поразки військ барона Петра Врангеля.
Одначе після початку повстання жодного судна з продовольством і взагалі значних запасів провізії для заколотників не підготували, й емігрантська газета «Руль» уже під час повстання повідомляла: «Вследствие нового обращения русских организаций к французскому министру иностранных дел представителям Франции в прибалтийских государствах дана инструкция оказать содействие всяким меро¬приятиям для ускорения снабжения Кронштадта продовольствием».
Можливо, на позицію французького уряду вплинула згадана доповідь. Точніше, опис головної небезпеки заколоту: «Необходимо, однако, иметь в виду, что если после первоначального успеха восстания в Кронштадте таковое будет сломлено по причине недостаточного снабжения Кронштадта продовольствием или по причине разложения в среде оставленных без нравственной и военной под¬держ¬ки балтийских матросов и кронштадтского гарнизона, то сложится такая обстановка, которая не только не ослабит, но, наоборот, укрепит советскую власть, дискредитировав ее противников».
«Агенти НК підбурювали есерів до повстання»
У тому, що більшовикам належало щось зробити для виходу з непростої ситуації, в якій вони опинилися, не сумнівалися ні їхні вороги, ні вони самі. 11 лютого 1921 року група відомих більшовицьких керівників, до якої ввійшли члени колегії ВНК В’ячеслав Менжинський і Генріх Ягода, надіслала в ЦК РКП(б) лист, де мовилося: «Положение внутри самой партии, с особенной яркостью выявившееся в последней дискуссии о профсоюзах, и небывалое еще понижение влияния ее на пролетариат, особенно за последнее время благодаря систематическому сокрытию от масс действительного состояния республики, требует самых спешных и решительных мер по укреплению партии и приведению ее в боевой и революционный порядок».
В.Менжинський з товаришами пропонували головним чином організаційні заходи. Але придушення заколоту значно швидше полегшило б життя керівництву партії, оскільки наявність спільного і притому реального ворога могла покласти край тривалим сутичкам внутрішньопартійних угруповань, а також налякати рядових комуністів і змусити їх об’єднатися навколо ЦК. А розгром бунтівників підняв би авторитет влади і налякав її ворогів. Проте навіть для більшовиків-ленінців, котрі прославилися своєю затятою безпринципністю ще до революції, подібний хід виглядав дуже сміливим.
Проте факти свідчать, що подібна версія має право на життя. Приводом для повстання в Кронштадті стала ситуація в Петро¬граді, де з кінця січня 1921 року зупинили переважну більшість заводів і фабрик. На багатьох з них почалися мітинги з вимогою збіль¬шити пайок, дозволити вільну торгівлю і заборонити загородзагонам забирати продукти в робітників-відпускників, які повертались із сіл. Тільки на окремих заводах економічні вимоги поєднувалися з по¬літичними — про перевибори рад, а також про свободу слова і друку, без якого неможливо боротися з різного роду зловживаннями керівництва. У відповідь власті міста ввели воєнний стан.
Коли ж робітники ви¬йшли на вулиці, почалося те, що один з учасників по¬дій — Василевський — описував так: «Первым начал волынить трубочный завод, который бастовал 23 февраля и, поддерживаемый некоторыми предприятиями Василеостровского района, устроил антисоветскую демонстрацию. 25 фев¬раля к трубочному заводу примкнули: механический, Лаферм, Печаткина, Брусницына. 25 февраля была объявлена перерегистрация рабочих, чтобы выявить виновных и прекратить волынку, т.е. забастовку. Тут, товарищи, когда рабочие Василеостровского района выступили, дело гладко не обошлось, тут, поскольку город был на военном положении... до некоторой степени имели место столкновения с воинскими частями, в особенности с отрядом особого назначения...»
Ось тільки петроградське керівництво вже 24 лютого пішло назад п’ятами й оголосило про видачу небувалих за розмірами пайків. У Кронштадті ж почали солідаризуватися з робітниками тільки 25 лютого. Ви¬йшло трохи запізно.
Дивним чином відбувалось і поширення бунтівних настроїв у Кронштадті та на флоті. Здавалося б, комісари і чекісти мали якщо не заарештувати незадоволених, то ізолювати їх від решти матросів. Натомість комі¬сари самі приводили призвідників мітингів на кораблі, які відмовлялися тих приймати. Ще одним важливим моментом виявилося те, що 28 лютого, коли вимоги кронштадтців ще тільки почали обговорювати на кораблях і не було зрозуміло, чи керує хтось незадоволеними матросами, в Петро¬граді взялися за арешти членів усіх опозиційних до більшовиків партій та рухів.
Та найдивнішою виявилася інша обставина, на яку звертали увагу багато до¬слідників. У Москві в ці дні мав відкритися X з’їзд РКП(б), де збиралися обговорювати питання про вільну торгівлю і зміни в економічній політиці. Якби з’їзд почався в намічені терміни, привід для повстання в Кронштадті зник би сам собою. Але відкриття з’їзду чомусь відклали.
Безумовно, все це може бути лише збігами або помилками окремих людей. Так чи інак, звитяжного придушення заколоту не ви¬йшло. Радіостанція Крон¬штадта передавала на весь світ заклики повстанців, і більшовики ніяк не могли заглушити її своїми радіопередачами й завадами.
«Радиоприемник моего поезда, — телеграфував Л.Троцький командарму Михайлу Тухачевському 6 березня 1921 року, — принял сегодня почти целиком воззвание кронштадтского ревкома. Помеха со стороны Новой Голландии была минимальной. Необходимо принять строжайшие меры к более бдительной работе Новой Голландии и к контролю над радио на судах в Неве».
Перша спроба штурму Кронштадта закінчилася ¬пов¬ним провалом. До всього іншого перекинуті для придушення заколоту на¬дійні червоноармійські частини виявилися абсолютно ненадійними. У результаті, щоб примусити штурмовиків іти на повстанців, довелося застосовувати репресії аж до розстрілів.
Узяти ж фортецю вдалося тільки після того, як керівники бунтівників разом з майже 4 тис. моряків по кризі пішли у Фінляндію. Причому штурм обійшовся досить дорого.
«Наши части, — мовилося в підсумковій доповіді польового штабу Реввійськ¬ради республіки про придушення бунту, — понесли значительные потери, а именно — комсостава 130 и красноармейцев 3013 человек. На фортах мятежниками оставлено много орудий и снарядов, орудия большей частью испорчены».
Загинуло й кілька делегатів X з’їзду, відправлених на боротьбу з кронштадт¬ською контрреволюцією. Після чого заарештували і розстріляли безліч учасників заколоту. А далі все відбулося саме так, як і передбачав у своїй доповіді професор Г.Цейдлер. На з’їзді прийняли резолюцію «Про єдність партії», яка забороняла фракційні розколи, опозиціонерів посадили і, можна сказати, майже добили, одночасно серйозно налякавши тих, до кого в НК руки не дійшли. Отже, криза влади була подолана.
Ось тільки питання про те, чим же займалася обширна агентурна мережа НК в Кронштадті, залишилося відкритим. Як і питання про те, хто ж спровокував Кронштадтський заколот.
Можливо, повстання спричинили російські емігранти. Адже це вони пустили чутку про заколот у Кронштадті, справедливо вважаючи, що більшовики захочуть ужити репресивних заходів і бунт неодмінно почнеться. Можна було б припустити: вони розраховували на те, що великі держави все-таки оцінять можливості, що відкривались, і підтримають повстанців.
Усе це виглядало б цілком логічним, якби не одне «але». У листопаді того ж 1921 року з фінського представництва РРФСР у Москву надійшло агентурне повідомлення, де говорилося про досить цікаву розмову між комендантом представництва (а призначали їх, як правило, з-поміж чекістів) і співробітником фінської поліції: «Комендант дома здешнего представительства советской России рассказал одному представителю центральной сыскной полиции, что когда положение советского правительства до Кронштадтского мятежа стало казаться шатким, то Чрезвычайной комиссией Петроградской губ. (Печека) при внесении Реввоенсовету и Всерос. чрезвыч. комиссии предложения об улучшении положения было получено от Зиновьева предписание организовать Кронштадтский мятеж, дабы, подавив его, можно было упрочить положение советского правительства.
Восстание было спланировано до подробностей, и о планах сообщили Петриченко, который являлся тайным агентом Чрезвычайной комиссии Петроградской губ. и которому было дано предписание вступить в кронштадтский революционный комитет, чтобы он мог активно участвовать в подготовке восстания. Во все находящиеся в Крон¬штадте войсковые части были откомандированы агенты чека, которые подстрекали эсеров к восстанию. В ряды повстанцев было приказано вербовать возможно большее число офицеров и знати, чтобы восстание носило белый характер.
Когда Московский и Петроградский гарнизоны были подкреплены верными советскому правительству войсками, Петриченко получил приказание начать мятеж».
Звісно, ця доповідь не може бути остаточним аргументом на користь версії, яка в ній викладається. Важливіше інше. Від уряду, який намагається керувати, вірячи, що пропагандою можна домогтися чого завгодно, у важкі моменти, коли брехня вже не допомагає, можна чекати яких завгодно провокацій.
Світлана КУЗНЕЦОВА, «Коммерсант-Власть»
Коментарі
До статті поки що не залишили жодного коментаря. Напишіть свій — і будьте першим!