Щоб Феміда не заплуталась у «ворогах народу», вироки затверджувалися розстрільною комісією
У Росії ніколи ні для кого не було секретом, що покарання особам, яких уважали небезпечними державними злочинцями, призначав не суд, а верховна влада. 75 років тому, в листопаді 1935-го, Йосипу Сталіну доповіли: те, що політбюро, а не Верховний суд СРСР чи позасудові органи, засуджує обвинувачених до найвищої міри покарання, більше не є таємницею.
Оглядач «Власти» Євген ЖИРНОВ розібрався в цій загадковій історії.
«Знижуючи строки покарання без усякого мотивування»
Нині в це важко повірити, але наприкінці громадянської війни і в перші роки після її закінчення радянський суд дійсно був чи не найгуманнішим у світі. З багатьох губерній і міст країни в Москву надходили повідомлення про те, що судді, ухвалюють невиправдано м’які вироки.
Наприклад, у постанові відділу юстиції Мосради, прийнятій у грудні 1921 року, йшлося: «Отдел юстиции Моссовета, рассмотрев дело о неправильных действиях по службе нарсудей Замоскворецкого нарсуда Горохова и Виноградова, находит, что произведенной ревизией Калужско-Кожевнического отделения Замоскворецкого нарсуда и осмотром всех находившихся в производстве его дел установлено, что общее направление деятельности названных судей не соответствовало духу советского права и проводимой в декретах и распоряжениях раб.-крест. правительства и циркулярах НКЮ– (Наркомат юсти¬ції. — Прим. ред.) карательной политике. Именно:
1. По делам о выгонке самогонки нарсудья Горохов постановлял исключительно условные приговоры, понижая сроки наказания без всякой мотивировки до 3—6 месяцев вместо предусмотренного по декрету наказания — лишения свободы не менее 5 лет.
2. По таким же делам судья Виноградов, сохраняя 5-летний срок наказания, также выносил условные приговоры, причем мотивировал необходимость вынесения таковых шаблонно принадлежностью обвиняемого к трудовому элементу, несудимостью его или семейным положением, несмотря на то что в большинстве случаев эти факты подтверждения в обстоятельствах дела не имели и даже в некоторых случаях установлено было совершенно противное...
3. По всем наиболее серьезным делам, как-то: хищения народного достояния, долж¬ностные преступления, взяточ¬ни¬чество, спекуляции — судьи Го¬рохов и Виноградов выносили в большинстве случаев услов¬ные приговоры и лишь в редких случаях безусловные, и то лишь слишком мягкие.
Принимая во внимание, что, вынося подобные приговоры, нарсудьи Горохов и Виноградов выявили полную неподготовленность их к несению возложенных на них судейских обязанностей и несоответствие их с занимаемыми ими должностями, что, однако, ввиду отсутствия данных, которые указывали бы на вынесение ими упомянутых приговоров по каким-либо корыстным или иного рода личным соображениям, в действиях их не усматривается признаков какого-либо уголовно наказуемого деяния, отдел юстиции постановил: следствия не возбуждать, признать дело исчерпанным отозванием нарсудей Горохова и Виноградова от занимаемых ими должностей» (Тут і далі лексичні, стилістичні та синтаксичні особливості цитованих джерел збережені. — Прим. ред.).
Ця м’якість у різних випадках мала різні причини. Десь судді, котрі, як і інші радянські працівники, місяцями не отримували ні грошей, ні пайків, піддавалися спокусі і пом’якшували вироки за хабарі. Десь на вирок впливали родинні зв’язки, земляцтво або кумівство. А десь і бажання ухилитися від винесення суворих вироків представникам повалених класів, включаючи найвищу міру соціального захисту — страту. Адже її то вводили, то відміняли, і в таких умовах судді могли схибити . Але головне — з винищуванням ідейних ворогів успішно справлялися чекісти, тому чимало суддів вважали за краще триматися подалі від таких справ.
У свою чергу представники більшовицької влади на місцях намагалися різними способами впливати на несвідомий суддівський корпус. В одних місцях, як і в Москві, за дуже м’які вироки суддів знімали з роботи. В інших — намагалися перевиховувати. Наприклад, у лютому 1921 року на засіданні си¬бірського обласного бю¬-ро ЦК РКП(б) в Омську роз¬глядалося питання про бездіяльність польового ревтрибуналу під час придушення чергового селянського повстання.
Повноважний представник ВНК Іван Павлуновський після доповіді про діяльність судів висловився категорично: «Трибунал ніякої каральної політики придушення повстання не проводив». Член сиббюро Омелян Ярославський наполягав на посиленні агітаційної складової каральних заходів: «Потрібно не тільки ухвалити вирок, потрібно про нього інформувати відпо¬відну місцевість. Треба мати на увазі агітаційний бік». А секретар сиббюро Станіслав Косіор указував на те, що суддями потрібно краще керувати: «Ми не дали ревтрибуналу відповідних указівок. Це помилка сиббюро».
У результаті сиббюро постановило:
«Задача полевого ревтрибунала в полосе, охваченной восстанием:
1. Ликвидация самого восстания. Поэтому главная тяжесть должна пасть на восставших. В первую очередь каре подлежат:
а) руководители движения;
б) уличенные в убийстве коммунистов и совработников;
в) разрушающие жел. дор. и т.д.;
г) вместе с тем трибунал карает и всех совработников, в отношении которых будет установлена злостность и уголовный характер их служебной деятельности».
Склад трибуналу з виховною метою вирішили не міняти. А щоб у суддів під час призначення найвищої міри не виникало сумнівів, усю тяжкість відповідальності сиббюро переклало на вищі інстанції: «В случае вынесения смертных приговоров предлагается трибуналу в исполнение их не приводить, а довести до сведения предсибревкома для направления в случае необходимости в ревтрибунал республики».
Розпорядження про направлення смертних вироків на затвердження мало й ще одну мету. Члени сиббюро, непогано знаючи підлеглих їм товаришів, побоювалися, що ті стануть використовувати трибунал для зведення рахунків один з одним і зі сторонніми громадянами.
«Обвинувальні висновки переглядаються особливою комісією»
Побоювання виявилися цілком обгрунтованими, і, судячи зі зведень про становище в країні, які складалися в ГПУ—ОДПУ, спроби поквитатися за допомогою судів з часом значно поширилося. Тому на початку 1924 року в республіканських керівників виникло питання, як поставити під контроль призначення найвищої міри покарання. Особливо в політичних справах, де обвинуватити в ухилі, терористичних задумах чи колишній співпраці з охранкою або білими можна було кого завгодно.
Саме тому український ЦК звернувся до ЦК РКП(б) по роз’¬яснення: яким чином місцеві суди повинні призначати найвищу міру покарання.
У відповідь у квітні 1924 року політбюро ухвалило таке рішення: «Разъяснить ЦК КПУ, что, поскольку дело идет о политических приговорах, ни один из местных судов не должен выносить приговоров о высшей мере наказания без предварительной санкции ЦК РКП».
Проте питання щодо того, як мали робити запити і давати санкції на розстріл, ще кілька тижнів обговорювалося в найвищій партійній інстанції, поки нарешті в червні 1924 року по¬літбюро не прийняло рішення:
«а) Установить как правило предварительное сообщение губернской и военной прокуратурой о всех предполагаемых к постановке процессах политического характера, по которым возможно и предполагается вынесение в.м.н., — в центральную прокуратуру одновременно с утверждением обвинительного заключения, но до отправления в суд.
б) Обязать центральную прокуратуру совместно со специально выделенным для этого членом ЦКК просматривать предоставления местной прокуратуры и докладывать политбюро».
Проте справ виявилося так багато, що виділена пара з ними не справлялась. Однак головне — відповідальним, але без серйозної політичної ваги працівникам виявилося важко доповідати про справи на політ¬бюро, де потрібно було підготувати ще й обгрунтований варіант рішення. Адже вони не знали в точності ні розстановки сил у керівництві партії, ні ситуації, що постійно мінялася, в тому чи іншому регіоні. Тому вже в листопаді політбюро довелося створювати спеціальну комісію для розгляду розстрільних справ, що включала наркома юстиції РРФСР Дмитра Курського, наркома робітничо-селянської інспекції Валеріана Куйбишева і голови ОДПУ Фе¬лікса Дзержинського: «Установить как правило, что местные обвинительные заключения предварительно просматриваются особой комиссией политбюро ЦК РКП в составе тт.Курского, Куйбышева и Дзержинского. Созыв комиссии — за т.Курским».
Ще через місяць, у грудні 1924 року, комісія отримала назву — комісія в політсправах політбюро, а оскільки не всі її члени з огляду на зайнятість могли регулярно брати участь у роботі, їм дозволили присилати на засідання заступників:
«Заместителями тт.Курского, Куйбышева и Дзержинского в комиссии по политделам назначить, соответственно,тт.Кры¬ленко, Шкирятова и Менжин¬ского. Созыв комиссии — за т.Курским (или т.Крыленко)».
Ф.Дзержинський у той час обгрунтовано хвилювався за низових працівників друку — робкорів і сількорів, яких убивали ті, кого вони критикували у своїх статтях, а також за інших селян і робітників, які підтримували більшовиків. Тому під його впливом комісія передусім узялася за справи про загибель сільських і міських активістів. Причому ко¬місія пропонувала, а політбюро підтверджувало найсуворіші покарання їхнім убивцям.
Наприклад, у справі про вбивство селянина-бідняка І.А., обраного в січні 1924 року членом найвищого законодавчого органу РРФСР — Всеросійського виконавчого комітету (ВЦВК), а потім і союзного (ЦВК), по¬літбюро 24 грудня 1924 року за¬твердило таку пропозицію: «Организовать на месте убийства члена ВЦИК т.Давыдова показательный процесс с вынесением высшей меры наказания и с максимальным использованием этого дела в столичной прессе».
А в 1925-му, розглядаючи справу про загибель сількора Іларіона Куприка, вбитого в Старомінському повіті (нині Старомінський район Краснодарського краю) колишнім головою Єлизаветівської сіль¬ської ради Йосипом Бережним і його сином Сергієм, який був секретарем комсомольського осередку, комісія в політ¬справах і політбюро все-таки вирішили віддати їх у руки правосуддя: «Допустить возможность расстрела, предоставив решить суду по ходу дела».
Незабаром, правда, виявилося, що показовими процесами у справах про вбивства сількорів і робкорів досягається абсолютно небажаний результат. Унаслідок широкого висвітлення процесів у пресі у вбивць з’явилося чимало наступників. Таким чином, каральну політику в липні 1925 року довелося скоригувати.
«Как общее правило, — говорилося в рішенні політбю¬-ро, — признать нецелесообразным проведение показательных процессов по делам об убийствах рабкоров и селькоров».
Часом комісії в політсправах доводилося розглядати питання про злочини високопоставлених партійців, відносно яких могла застосовуватися страта. Проте в цих випадках комісія виявляла надзвичайну чуйність. Обвинувачених не садили на час слідства в тюрму, а з урахуванням колишніх заслуг обмежувалися партійним стягненням замість вироку.
Траплялося, що комісія розглядала й інші делікатні справи. Так, у 1926 році в Криму судили братів Муслюмових, яких обвинувачували передусім у буржуазному націоналізмі та злочинах проти радянської влади. Проте докази, мабуть, видалися членам комісії в політ¬справах хиткими, і замість виголошення вироку політбюро обмежилося рекомендаціями суду: «Ввиду того что дело отложено быть не может, дело слушать согласно предъявленного обвинительного заключения, т.е. по обвинению в создании Муслюмовым специальной контрреволюционной организации в целях подрыва советской власти, с тем, однако, чтобы суд, в случае если по объективным данным наличность такой организации не будет доказана, перешел к обвинению в простом превышении власти, сопровождавшемся насилием, расстрелами и т.д., причем процесс во всяком случае не должен протекать как специально направленный против национальных группировок. Мера репрессий — согласно обстоятельствам дела, по усмот¬рению суда».
«Дати військовій колегії Верховного суду СРСР директиву»
Судячи з документів, комісії, а слідом за нею і членам по¬літбюро доводилося ретельно зважувати свої рішення про покарання. Причому інколи обран¬ня міри покарання залежало від того, якої додаткової шкоди більшовикам могли заподіяти свідчення обвинуваченого на процесі.
Після революції в руки більшовиків потрапили царські архіви, з яких вони дізналися, хто в їхніх лавах був агентом поліції та охоронного відділення. У середині 1920-х за ними почали стежити, заарештовувати й засуджувати — як правило, до страти. Проте коли діло дійшло до одного з найзаслуженіших таємних співробітників поліції — Ганни Серебрякової, політкомісія при виборі міри покарання опинилася перед непростим вибором.
З одного боку, Г.Серебрякова служила царю й вітчизні, висвітлюючи справи в революційному середовищі, рекордно довго — чверть століття. А за її доносами в заслання і на каторгу відправили величезну кількість борців з царизмом. Проте з другого — в її світський салон у Петербурзі навідувалися вожді більшовиків та їхні близькі, зокрема дружина Володимира Леніна Надія Крупська і його сестра Ганна Єлизарова. І що могла розповісти про всіх них під час процесу Дама Туз, як її називали в охоронному відділенні, передбачити було неможливо. А здаватися без бою вона не збиралася. Відомий слідчий Лев Шейнін згадував: «Серебряковій у той час було вже 65 років, і вона майже нічого не бачила, страждаючи від катаракти. Попри старість і сліпоту, це була дуже вольова, злобна, наполеглива стара, яка, всупереч викривальним документам охранки, чинила лютий опір слідству, спочатку все заперечуючи, а потім торгуючись, як на базарі, буквально стосовно кожного епізоду справи».
У результаті політбюро, зваживши всі обставини, пішло на своєрідну угоду з Дамою Туз: «Принять предложение комиссии по политделам о неприменении высшей меры наказания к Серебряковой».
Абсолютно протилежним виявився вирок іншому агенто¬ві — Сергію Дружеловському. Цей колишній військовий льотчик, опинившись після громадянської війни в незалежній Естонії, зазнавав матеріальної скрути, причому, як писали емі¬грантські газети, виключно з вини його дружини-полячки. Як стверджували ці видання, пані категорично не хотіла жити відповідно до своїх достатків, і С.Дружеловський пустився на всі заставки, намагаючись добути грошей для її комфортного існування.
Пристойної освіти він не мав, роботи теж, тому став агентом польських спецслужб, висвітлюючи для них ситуацію в російському емігрантському середовищі. Причому, як зазначалося в статтях, С.Дружеловський допомагав заарештовувати не тільки емігрантів, які збиралися повернутися в радянську Росію і тому починали допомагати більшовикам, а й запеклих монархістів, котрих польські власті побоювались анітрохи не менше. Потім він перебрався до Німеччини й запропонував свої послуги ОДПУ. А коли ця співпраця швидко закінчилася, почав підробляти в німецькій контррозвідці.
З метою додаткового заробітку він увійшов до складу емі¬грантських груп, які займалися виготовленням фальшивих інструкцій Комінтерну і більшовицького керівництва, що публікувалися в західній пресі та завдавали немало клопоту і незручностей керівництву СРСР. Діло закінчилося тим, що агенти ОДПУ викрали його і доставили в Москву. А процес над ним мав стати доказом того, що документи, на які посилалася зарубіжна преса, — груба і зу¬хвала підробка. На відміну від Г.Серебрякової С.Дружеловський не мав жодних козирів, і в його справі рішення політкомісії та політбюро свідчило: «Дело Дружеловского передать в Военную коллегию Верхсуда СССР. Слушать показательным процессом и применить высшую меру социальной защиты».
Як правило, таке саме покарання чекало і тих, кого обвинувачували в шпигунстві на користь іноземних держав. У рішенні, прийнятому у вересні 1927 року, йшлося: «Дать Военной коллегии Верховного суда СССР директиву о строжайшем подходе к подсудимым по делу англо-финской шпионской организации Хлопушина и др., считая возможным применение высшей меры наказания не только к шпионам (10 человек), но и к наиболее злостным пособникам».
Бувало й так, що комісія разом з політбюро змінювала свою думку про справу, причому не один раз. Так сталося, наприклад, при розгляді справи про Першу московську і Торговельно-промислову спілки взаємного кредиту. Їх створили в 1922 році, в часи непу, як організації для фінансування приватних підприємців, а в 1928-му в ході ліквідації приватної торгівлі та промисловості їхніх членів і керівників вирішили зразково-показово судити за широкий розмах діяльності, протизаконні фінансові операції і давання хабарів у Наркомфіні. Перше рішення, ухвалене в січні 1928 року, вирізнялося довершеною категоричністю: «По делу 1-го московского о-ва взаимного кредита и Торгово-промышленного о-ва взаимного кредита в отношении наиболее виновных считать необходимым применение высшей меры наказания».
А в наступному, винесеному наприкінці квітня 1928 року, зазначалося: «Дать директиву по делу 1-го моск. о-ва взаимного кредита и Торгово-промышленного о-ва взаимного кредита заменить приговор о применении высшей меры наказания десятью годами лишения свободы».
А вже через рік, у травні 1929-го, почався розгляд питання про дострокове звільнення обвинувачених у цій справі.
З роками політкомісія ви¬йшла за рамки наданих їй політ¬бюро повноважень і разом з розстрільними справами почала розглядати навіть особливо важливі цивільні справи. У лютому 1928 року на Рутченковській копальні на Донбасі стався вибух, у результаті якого загинуло 12 і було тяжко поранено 4 чоловіка. Винуватцем вибуху став присланий німецькою фірмою «Тіссен» фахівець на прізвище Штайгер, який наказав принести в контору копальні понад 70 кг замерзлого на складі динаміту, щоб вибу¬хівка відтанула. Як тільки його вину встановили, політкомісія запропонувала рішення, схвалене політбюро:
«1. Предложить «Донуглю» уплатить увечным и семьям погибших от взрыва, как совет¬ским гражданам, так и ино¬стран¬ным, разницу между суммой пенсии по увечью, выданной страховыми органами, и действительным заработком погибших и пострадавших. При желании иностранных граждан пенсию им капитализировать.
2. Предложить «Донуглю» потребовать с фирмы «Тиссен» возмещения ему произведенных им расходов по выплате указанной в п.1 разницы. В случае же отказа фирмы «Тиссен» от уплаты разницы вопрос о предъявлении иска «Донуглем» оставить открытым до получения мотивов отказа.
3. Предложить Цустраху вследствие доказанной вины фирмы «Тиссен» обратиться к последней с предложением добровольно возместить расходы страховых органов по вы¬плате пенсий. В случае же отказа фирмы «Тиссен» предъявить к ней иск через суд в порядке стст.113 и 414 гражданского кодекса».
При цьому, втручаючись у чужі справи, політкомісія та її члени не допускали щонайменшого посягання на свої прерогативи.
«Просимо про швидке вирішення справи політтрійкою»
З моменту появи комісії спроби перетягти ковдру на себе і взяти у свої руки вирішення питання про найвищу міру спостерігалися не тільки з боку властей республік, а й з боку керівників окремих губерній. Вони пропонували створити політкомісії місцевого рівня, щоб не завантажувати комісію політбюро непотрібною роботою, а також скаржилися на те, що розгляд вироків у ній іде дуже повільно.
Наприклад, секретар Запорізького окружкому Карпенко у вересні 1926 року писав у секретаріат ЦК ВКП(б): «Еще в первых месяцах т.г. в одном из сел Запорожского округа — Водяном — были совершены на политической почве одно вслед за другим два убийства активных сельских работников-коммунистов.
Вот уже 8 месяцев, как по делам об этих убийствах в ГПУ содержится под арестом группа обвиняемых кулаков, каковые дела были направлены округом прокуратуре республики для доклада политтройке ЦК ВКП и получения санкции на высшую меру наказания.
И до сего времени, несмотря на то, что Харькову напоминалось о необходимости получения санкции незамедлительно, мы еще никакого результата и теперь не имеем. Из Харькова по линии ГПУ получено сообщение о том, что дела об убийствах направлены прокуратурой республики политтройке ЦК ВКП.
Конечно, самостоятельно мы ничего в этой плоскости предпринять не могли, и последующие события не замедлили сказаться, резко подчеркнув вы¬двинутую нами в свое время необходимость срочных и решительных мер.
В начале прошедшего месяца мы имели еще одну попытку убийства члена партии и активного незаможника того же села Водяного, которого, оглушив ударом по голове, ночью бросили без чувств, очевидно, полагая, что он уже убит.
Эта новая попытка террора вновь создала среди бедноты убеждение, что эти убийства — организованная месть со стороны кулачества и что они являются лишь началом похода против бедноты.
Среди бедноты ходят упорные слухи о необходимости повторить 1919 г., не ждать, пока их будут убивать, а организовать немедленно вооруженное сопротивление кулачеству, за что в свое время вскоре после убийства коммунистов на митинге, организованном по инициативе бедноты и КНС села Знаменки (недалеко от Водяного) в связи с этим же убийством, высказалось абсолютное большинство. Это настроение начинает передаваться сельским партийным и советским кругам, тоже начинающим нервничать.
Продолжают распрос¬тра¬нять¬ся слухи, что кому-то в окру¬ге дана крупная взятка за оттяж¬ку дела, а зажиточная публика старается посеять слухи о том, что, мол, обвиняемых осво¬бодят, безусловно, и только тогда начнется расправа.
В первой половине августа мес. в селе Водяном было общее собрание, на котором селяне требовали решительных мер, немедленной высылки из села ряда лиц, подозреваемых в причастности к группе кулаков и систематически терроризирующих бедноту. В результате этого 31 августа в том же селе неизвестно еще кем зверски убит водянский крестьянин-середняк. Следов ограбления нет. Есть предположение, что это дело намеченного к высылке элемента. Убитый присутствовал на сходе, требовавшем административной высылки.
Все это, вместе взятое, создает чрезвычайно сгущенную и нездоровую атмосферу над этим селом, каковая в значительной степени была бы разряжена фактом окончания дел в отношении виновных в первых убийствах.
Теперь уже повторяться о необходимости принятия по отношению к этому селу исключительных мер не приходится, и мы просим только о скорейшем решении этого дела политтройкой ЦК ВКП и уведомлении нас о сроке, когда можно будет приступить к окончательной их ликвидации».
Проте якщо в окремих випадках Москва і дозволяла створення політкомісій, то право виголошення смертного вироку не делегувалося нікому. Адже право вирішення питання про життя і смерть і є найвищою владою. І ділитися нею члени по¬літбюро ні з ким не збиралися. У тому ж 1926-му політбюро у відповідь на прохання з місць постановило:
«а) подтвердить решение политбюро от 17 апреля 1924 г. по вопросу о невынесении местными судами приговоров к высшей мере наказания по политическим делам без предварительной санкции ЦК ВКП(б);
б) возложить на т.Кагановича персональную ответственность за проведение этого решения в жизнь».
А потім утвердило положення про коміссію ЦК ВКП(б) в політичних (судових) справах:
«1) комиссия ЦК по политделам состоит из трех товарищей по назначению политбюро ЦК и распространяет свою деятельность на всю территорию Союза без исключения;
2) в комиссию ЦК по политделам должны направляться местными советскими и партийными организациями обвинительные акты по всем тем делам, которым местные партийные организации придают общественно-политическое значение или считают необходимым слушать в порядке показательных процессов. Мест¬ные партийные комитеты не могут давать никаких директив судебным и следственным органам по делам, указанным в настоящем пункте, до предварительного рассмотрения их в политбюро ЦК;
3) комиссия ЦК по политделам докладывает политбюро ЦК ВКП(б) о всех тех делах, которые считает имеющими общественно-политическое значение, для получения соответствующих директив и передачи таковых на места судебным органам;
4) никаких непосредственных директив парторганизациям и судам по существу рассмотренных дел политкомиссии (где они имеются) не дают».
Члени політкомісії в 1927 році відбили навіть атаку прокурора Верховного суду СРСР Петра Красикова, який хотів увійти до її складу. Він доводив, що як головний прокурор країни повинен бути членом політкомісії, але її фактичний керівник — заступник наркома юстиції РРФСР Микола Криленко писав у секретаріат ЦК: «Комиссия по политическим делам при политбюро ЦК организована исключительно как партийный орган, для того чтобы ставить Центральный комитет партии в известность о всех проходящих через судебные учреждения делах, имеющих общеполитическое значение. Она сосредоточивает в себе все судебные дела всех союзных республик, независимо от того, в каком суде и в какой республике дело слушается.
Дела, проходящие через Верховный суд Союза, представляют собой по количеству незначительную дробь процента всех дел, проходящих через политкомиссию, и все поступают в Верховный суд после того, как прошли политкомиссию и политбюро ЦК, если последнее сочло необходимым дать по этим делам какие-либо указания, и такой порядок не вызывал до сих пор никаких неудобств.
Включение в политкомиссию как чисто партийный орган представительства прокуратуры Верховного суда Союза, о чем просит т.Красиков, является поэтому излишним как по формальным основаниям, так как политкомиссия ЦК не основана на принципе представительства учреждений, так и по существу, поскольку никаких деловых мотивов для такого пополнения состава политкомиссии т.Красиков в своем заявлении не привел.
Нынешний рабочий состав политкомиссии (тт.Крыленко, Менжинский и Шкирятов, юридически в нее входят: Курский, Менжинский и Сольц) представляется, равным образом, вполне достаточным.
Исходя из этих соображений политкомиссия полагала бы предложение т.Красикова о пополнении им ее состава откло¬нить».
«Категорично підтвердити попереднє рішення»
Проте проблема полягала в тому, що в міру посилення класової боротьби, про яке по¬стійно говорив Й.Сталін, зростала кількість справ, порушених проти ворогів влади, і, відповідно, завантаженість політкомісії. Її питання розглядалися чи не на кожному засіданні політбюро і займали досить багато часу. Хоч-не-хоч, а доводилося ухвалювати адміністративні рішення, щоб розстрільні справи не залежувалися в комісії роками.
Для проведення особливо важливих процесів, наприклад у «шахтинській справі», призначалися особливі комісії по¬літбюро. А на час здійснення масових репресивних акцій комісії доводилося поступатися частиною своїх функцій. Так було, зокрема, в 1929 році під час ліквідації куркульства як класу.
«Во изменение ранее состоявшихся постановлений политбюро установить следующий порядок рассмотрения в судах контрреволюционных дел: обл. (край) прокурор или прокурор автономной республики по окончании следствия проверяет правильность квалификации (статьи) и за своей ответственностью направляет дело в суд. Суд копию приговора направляет политкомиссии, а политкомиссия свои указания дает кассационной инстанции. Такой же порядок устанавливается и для союзных республик. Дела, по которым вынесена высшая мера (расстрел), после утверждения кассационной инстанции в порядке надзора проходят через прокуратуру республики с докладом политкомиссии».
Проте коли кампанія в 1931-му завершилася, по¬літ¬бюро нагадало місцевим органам влади і судам: «Категорически подтвердить прежнее решение ЦК о том, что приговора по политическим делам с высшей мерой наказания не должны выноситься без санкции ЦК, и указать Верхсуду и Верх. прокуратуре на их обязанность строго соблюдать этот порядок».
Виняток не зробили навіть для ОДПУ. У липні 1931-го по¬літбюро постановило: «Все приговора о высшей мере наказания, выносимые коллегией ОДПУ, вносить на утверждение ЦК ВКП(б)».
Але, як тільки починалася наступна репресивна кампанія, місцевим прокурорам і судам знову делегували повноваження. Це була, наприклад, звичайна практика застосування зна¬ме¬нитого указу від 7 серпня 1932 року про розкрадання соціалістичної власності. У рішенні політбюро говорилося:
«1. В изъятие установленного порядка утверждения приговоров к высшей мере наказания по делам, предусмотренным декретом ЦИК и СНК СССР от 7.VIII.32 об охране имущества и укреплении общественной (социалистической) собственности, вступают в силу немедленно по утверждении их:
а) верховными судами союзных республик — по делам, за¬слушанным в республиканских судах;
б) Верховным судом СССР — по делам, заслушанным транспортными судами и военными трибуналами;
в) коллегией ОГПУ — по делам, рассмотренным ПП (повноважні представництва. — Прим. ред.).
Верховный суд СССР и верховные суды союзных республик выносят свои решения об утверждении или отмене приговоров к высшей мере наказания в течение 48 часов по получении дела.
Приговора к высшей мере наказания приводятся в исполнение немедленно по получении сообщения от Верховного суда Союза ССР, верховных судов союзных республик и коллегии ОГПУ об утверждении ими приговоров.
2. Обязать Верховный суд Союза ССР и ОГПУ дважды в месяц сообщать о количестве привлеченных по делам о хищениях, а также количестве осужденных по этим делам (с указанием примененной меры социальной защиты).
3. Прекратить печатание в газетах отчетов о судебных заседаниях по делам о хищениях и сообщений о вынесенных приговорах».
Після закінчення цієї масової кампанії комісія, яку тепер частіше називали комісією по¬літбюро в судових справах, знову відновлювала повний контроль над ухваленням смертних вироків. І, судячи з документів, у такому порядку був зацікавлений сам Й.Сталін, котрий бажав тримати у своїх руках цей процес. Тільки як виняток він дав дозвіл на затвердження смертних вироків Сибкраю. А середньоазійським республікам дозволив те ж саме тільки на той час, поки там перебував В.Куйбишев. Навіть створені в 1934 році в складі НКВС «трійки» були зобов’язані надсилати вироки для погодження в по¬літкомісію.
Можна вважати, що створена система затвердження вироків могла існувати ще довгі роки, якби в 1935-му Комісія радянського контролю не перевірила Верховний суд СРСР.
«Факт зв’язку Верхсуду з комісією розконспіровано»
«Проверкой, — мовилось у звіті, — выявлено преступно-безответственное отношение руководства и аппарата Верховного суда к сохранению государственной тайны: система и порядок производства дел в Верхсуде РСФСР создали все возможности для разглашения самых секретных материалов и для широкого распространения контрреволюционных документов, имеющихся в следственных делах. Мало того, Верх¬суд утверждал приговора, сами по себе являющиеся контр¬революционными прокламациями.
Так:
1. Словно для облегчения подсчета общего количества расстрелянных, в секретариате Верхсуда заведена по ним специальная картотека, к которой имеют свободный доступ 14 технических, беспартийных сотрудников, из которых засекречен только один.
2. Факт связи Верхсуда с комиссией ПБ ЦК ВКП(б), рассматривающей приговора о расстрелах, расконспирирован перед техническими сотрудниками Верхсуда (Лисовская и Тарасова — беспартийные, Гинзбург — член ВКП(б)). Они подробно знают не только о существовании политкомиссии, но и об ее составе и о ее решениях. Секретарь спецколлегии Гинзбург, как выяснилось, по своей инициативе завела еще особую «малую карто¬теку расстрелянных» с обо¬зна¬чением на картотеке «отправлено в ПБ... (дата)», «утверждено ПБ... (дата)». О существовании этой картотеки председателю спецколлегии Верхсуда Кромбергу, по его словам, до нашей проверки не было известно; теперь им отдано распоряжение об ее уничтожении.
Протоколы комиссии ПБ по делам с высшей мерой попадают для оформления к техническим работникам (Гинзбург, Тарасовой, Лисовской). Мало того, копии опросного голосования членов комиссии ПБ с подписями членов комиссии на докладных записках Верхсуда о расстреле хранятся не у наркома или председателя Верхсуда, а у секретаря спецколлегии (Гинзбург), не являющегося доверенным лицом, утвержденным ЦК ВКП(б)...»
Голова Верховного суду СРСР Іван Булат намагався ви¬правдовуватися й писав Й.Сталіну: «По обвинению нас в том, что дела с ВМ (найвища міра.— Прим. ред.) в аппарате Верхсуда не были засекречены, необходимо отметить, что такой порядок существует в Верхсуде со дня основания Верховного суда РСФСР, но сейчас, в связи с указанием КСК, мы уже приняли меры, и все дела по ВМ будут проходить в засекреченном порядке и только через засекреченных работников».
І.Булат намагався довести, що ніякого витоку не було. Проте Й.Сталін втратив довіру до створеної схеми контролю над розстрільними справами. Все частіше питання про застосування найвищої міри покарання вирішувалися по-іншому. Прокурор СРСР Андрій Вишинський або нарком внут¬рішніх справ Генріх Ягода готував записку про конкретну справу, а політбюро виносило рішення.
Наприклад, у 1936 році А.Вишинський писав: «Мною направлено в Военную коллегию Верховного суда Союза ССР дело о контрреволюционной троцкистской группировке в Москве в составе: А.Субботина, бывш. члена ВКП(б) с 1919 г., исключенного в 1933 г. за троцкизм; его жены Е.Субботиной-Золотовой, бывш. члена ВКП(б) с 1919 по 1934 г., вышедшей из партии в силу своих троцкистских взглядов; Е.Золотовой, бывш. члена ВКП(б) с 1918 г. по день ареста (инструктор Дзе¬ржинского райкома ВКП(б)); В.Золотовой-Астаховой, бывш. члена ВКП(б) с 1921 г., работавшей дежурным секретарем секретного отдела СНК СССР; С.Астахова, бывш. члена ВКП(б) с 1919 по 1921 г. и с 1925 по 1935 г., и И.Чубукова, бывш. члена ВКП(б) с 1919 г., исключавшегося из партии за троцкизм в 1933 г.
По делу установлено, что Субботин А.И. подготовлял совершение во время октябрь¬ской демонстрации на Красной площади в 1935 г. теракта против вождя партии т.Сталина. При аресте у Субботина изъят нелегально хранившийся у него револьвер системы «наган».
Остальные члены этой группировки были осведомлены о террористических намерениях Субботина и сами были также террористически настроены, причем жена Субботина, Е.Субботина-Золотова, изобличена в том, что она помогала Субботину нелегально хранить револьвер и, кроме того, изготовила для него поддельные документы.
Ввиду указанных обстоятельств я полагаю необходимым применить ко всем обвиняемым закон от 1 декабря 1934 года (прийнятий після вбивства Сергія Кірова. — Прим. ред.), в качестве меры наказания в отношении А.Субботина, Е.Субботиной-Золотовой, С.Астахова и И.Чубукова, как наиболее активной части этой группы, избрать высшую меру — расстрел».
Політбюро вирішило інакше: «Приговорить к.-р. троцкист¬скую группу в составе: А.Субботина, Е.Субботиной-Золотовой, С.Астахова и И.Чубукова — к тюремному заключению на срок 10 лет».
Комісія політбюро в судових справах продовжувала існувати, тільки керував нею всесоюзний староста Михайло Калінін, а склад її змінювався в міру того, як її члени ставали «ворогами народу» або отримували інше призначення.
Ось тільки її питання на політ¬бюро розглядалися все рідше. Востаннє про неї згадували в 1941-му, вже після початку війни. 15 листопада 1941 року Лаврентій Берія писав Й.Сталіну: «В республиканских, краевых и областных органах НКВД по нескольку месяцев содержатся под стражей заключенные, приговоренные военными трибуналами округов и местными судебными органами к высшей мере наказания, в ожидании утверждения приговоров высшими судебными инстанциями.
По существующему ныне порядку приговоры военных трибуналов округов, а также верховных судов союзных, автономных республик и краевых, областных судов входят в законную силу только после утверждения их Военной коллегией и Уголовно-судебной коллегией Верховного суда Союза ССР соответственно.
Однако и решения Верховного суда Союза ССР, по существу, не являются окончательными, так как они рассматриваются комиссией политбюро ЦК ВКП(б), которая свое за¬ключение также представляет на утверждение ЦК ВКП(б), и только после этого по делу выносится окончательное решение, которое вновь спускается Верховному суду, а этим последним направляется для исполнения НКВД СССР.
Исключение составляют мест¬ности, объявленные на военном положении, и районы военных действий, где указом Президиума Верховного совета СССР от 27.VI.41 военным советам фронтов в особо исключительных случаях, вызываемых развертыванием военных действий, предоставлено право утверждения приговоров военных трибуналов с высшей мерой наказания с немедленным приведением приговоров в исполнение.
В настоящее время в тюрьмах НКВД республик, краев и областей скопилось 10645 человек заключенных, приговоренных к высшей мере наказания, в ожидании утверждения приговоров по их делам высшими судебными инстанциями.
Исходя из условий военного времени НКВД СССР считает целесообразным:
1. Разрешить НКВД СССР в отношении всех заключенных, приговоренных к высшей мере наказания, ныне содержащихся в тюрьмах в ожидании утверждения приговоров высшими судебными инстанциями, привести в исполнение приговоры военных трибуналов округов и республиканских, краевых, областных судебных органов.
Предоставить особому совещанию НКВД СССР право с участием прокурора Союза ССР по возникающим в органах НКВД делам о контрреволюционных преступлениях и особо опасных преступлениях против порядка управления СССР, предусмотренных стст. 58-1а, 58-1б, 58-1в, 58-1г, 58-2, 58-3, 58-4, 58-5, 58-6, 58-7, 58-8, 58-9, 58-10, 58-11, 58-12, 58-13, 58-14, 59-2, 59-3, 59-3а, 59-3б, 59-4, 59-7, 59-8, 59-9, 59-10, 59-12, 59-13 уголовного кодекса РСФСР, выносить соответствующие меры наказания вплоть до расстрела. Решение особого совещания считать окончательным».
Все це зовсім не означало, що Й.Сталін утратив контроль над ухваленням смертних вироків — цим найважливішим атрибутом верховної влади. Просто змінився інструмент. А вождь і надалі міг спокійно говорити, що не втручається в справи радянського соціалістичного правосуддя.
Євген ЖИРНОВ,
«Коммерсант-Власть»
До теми
З протоколу №43 засідання політбюро від 29 липня 1926 року
18. Вопросы комиссии по политделам... По «делу Зайдера » об убийстве командира 2-го конкорпуса Котовского признать целесообразным слушать дело при закрытых дверях.
Л.Каганович — Й.Сталіну, В.Молотову, А.Жданову
Из Челябинска в 11 час. 45 мин. 9.10.1934.
Москва. ЦК ВКП(б). Тт. Сталину, Молотову, Жданову.
Считал бы возможным предоставить право на один месяц тройке в составе Рындина, Чернова и Шохина утверждать приговоры суда о высшей мере наказания. Прошу сообщить ваше мнение.
З протоколу №16 засідання політбюро від 13 листопада 1934 року
94. Вопрос ЦК Узбекистана (о комиссии по утверждению приговора о высшей мере наказания). На время пребывания т.Куйбышева в Узбекистане предоставить комиссии в составе т.т. Куйбышева, Икрамова и Ходжаева право давать санкцию на высшую меру наказания.
Записка А.Вишинського Й.Сталіну і В.Молотову
7 января 1936 г.
№6/лсс сов. секретно
В Ленинграде вскрыта контрреволюционная террористическая группа, подготовлявшая теракт против т.Жданова в составе: 1) Толмачева А.А., из дворян, бывш. офицер лейб-гвардии гренадерского полка; 2) Грачева К.И., из дворян, сын владельца фирмы золотых вещей; 3) Нужина А.А., из крестьян-кулаков... Дело передается мною для рассмотрения в Военный трибунал Ленинградского военного округа с применением закона от 1.12.34. Полагаю необходимым в отношении Толмачева и Грачева, как главных организаторов подготовки теракта, применить расстрел.
Прошу ваших указаний.
З протоколу №39 засідання політбюро від 20 травня 1936 року
Вопрос НКВД. Ввиду непрекращающейся контрреволюционной активности троцкистов, находящихся в ссылке и исключенных из ВКП(б), предложить НКВД СССР:
1) 583 чел. троцкистов, находящихся в ссылке, срок ссылки которых истекает не ранее чем через 2 года, а также 23 чел., находящихся в режимных пунктах, изъять и решением особсовещания НКВД заключить в отдаленные концлагеря на срок от 3 до 5 лет;
<...> 3) всех арестованных НКВД троцкистов, уличенных следствием в причастности к террору, предать суду Военной коллегии Верховного суда с применением к ним в соответствии с законом от 1.XII.34 расстрела...
Коментарі
До статті поки що не залишили жодного коментаря. Напишіть свій — і будьте першим!